Союз Сталина - Василий Васильевич Галин

Как должно было отнестись к этой угрозе советское руководство, у которого еще была свежа память о Первой мировой и гражданской войнах, полностью разоривших и радикализовавших страну. Только прямые человеческие потери России за время непрерывной тотальной войны с 1914 по 1921 гг. составили более 10 млн. человек, что превышало потери всех стран, принимавших участие в Первой мировой войне, вместе взятых[846]. «Ни один народ не может забыть тот опыт, который пережили русские… после 1914 года, – подчеркивал этот факт американский историк Д. Флеминг, – Ужасные воспоминания такого рода… не могут умереть. Они неизбежно будут доминировать во всем мышлении, поднимаясь даже до невроза безопасности и порождая яростную, постоянную решимость, что такого рода вещи никогда не повторятся»[847].

Для СССР Вторая мировая война началась на полях Испании, и она наглядно продемонстрировала ту угрозу, которая стала основной внутренней причиной поражения республиканцев. Именно на нее в мае 1936 г. указывал в своих сообщениях собственный корреспондент «Правды» Е. Тамарин: «Испанские троцкисты – враги народного фронта». «Испанские троцкисты, – подтверждал в те же дни представитель ИККИ в Испании С. Минев, – представляют собой организованный отряд пятой колонны Франко»[848].

Формальные успехи испанской революции, по мнению Ю. Жукова, вполне могли реанимировать «левацкие настроения внутри СССР и – что было наиболее опасным – вскружить головы радикально настроенным членам партии и комсомола и дать тем страшное оружие широкому руководству против группы Сталина»[849]. В подтверждение того, что такие опасения существовали, Жуков приводит фразу Сталина: «Хотели из СССР сделать вторую Испанию»[850]. Эти выводы подтверждал и Л. Каганович, который отмечал что Сталин «видел, что, если оставить все, как есть, со всеми этими прячущими голову под крыло, и если война будет, то они во время войны ударят нам в спину»[851].

«Перегибы осуществлялись Сталиным», «Сталин перестраховывал дело», пояснял В. Молотов, «много людей шатающихся в политическом отношении», «трудно провести линию, где правильно, где неправильно, а чекисты на всякий случай забирали… И тут много хороших людей пропало»; «Остановиться мы не могли…, не было никакой возможности откладывать, в некоторых случаях висело дело на волоске…», при этом, вновь подтверждал Молотов, «неизбежные, хотя и серьезные излишества в репрессиях (были), но у нас другого выхода в тот момент не было»[852]. «Мы обязаны тридцать седьмому году тем, – подчеркивал он, – что у нас во время войны не было «пятой колонны»»[853].

Подтверждением этих опасений служили и откровения немецких генералов: Гитлер «…исходил из предположения, что ему удастся разгромить Советский Союз в военном отношении в течение одной кампании. Но вообще если это и было возможно, – замечал фельдмаршал вермахта Э. Манштейн, – то только в том случае, если бы удалось одновременно подорвать советскую систему изнутри»[854]. Свое мнение, о причинах того почему эта попытка не удалась, бывший посол США в СССР Д. Дэвис высказал после нападения Германии на Советский Союз, когда у него спросили: «А что Вы скажете относительно членов пятой колонны» в России?» Он ответил: «У них нет таковых, они их расстреляли»[855].

* * *

Но одного только внешнего фактора, даже такого, как потенциальная угроза войны, было бы недостаточно, чтобы репрессии приняли настолько ожесточенный характер. Должен был быть еще внутренний фактор, который, вместе с внешним, создавал бы прямую и непосредственную угрозу стабильности государства. Этим фактором стал голод 1936 г.:

Голод 1936 г.

По статистическим данным 1936 года, валовый сбор зерновых в этом году составил 82,7 млн. т.[856], а урожайность ~8 ц/Га; пересчет 1960-х гг. дал реальный урожай в 55,8 млн. тонн, а урожайность – в 5,4 ц/Га[857]. Такой уровень урожайности неизбежно влек за собой наступление голода. И действительно уже «летом 1936 года пришла плохая весть – неурожай зерновых… С ноября-декабря 1936 года в Москву в НКВД из секретно-политических отделов его местных управлений потоком пошли спецсообщения «о продовольственных затруднениях в колхозах»»[858].

Сводки областных УНКВД в феврале 1937 г. сообщали: Куйбышевской обл.: «отмечено 10 случаев смерти на почве голода. Имеют место факты опухания, употребления в пищу мяса павших животных, различных суррогатов и заболевания колхозников от недоедания… растут детская беспризорность и нищенство»; Воронежской обл.: «в связи с продовольственными затруднениями отмечен ряд случаев употребления колхозниками в пищу различных суррогатов. В некоторых селах колхозники, не имея хлеба, убивают продуктивный скот и питаются исключительно мясом. Отдельные колхозники от недоедания опухают»; Ленинградской обл.: на почве нехватки хлеба «имеет место распространение провокационных слухов и антисоветских высказываний…: «Хлеба нет, сидишь голодная. Во всем виноваты Советская власть и Сталин»»[859].

«В Ивановской области голод…, – записывал М. Пришвин в марте, – если кончается хлеб: все кончается…»[860]. В Белоруссии «появились очереди за хлебом»[861]. Чтобы исправить, по словам Ю. Жукова, «близкое к катастрофическому положение» 2 августа, Политбюро утвердило постановление «Об оказании помощи колхозному крестьянству Белоруссии»[862].

Может показаться, что голод, тем более даже далеко не приобретший таких масштабов, как голод 1921 или 1931–1932 гг., не мог стать триггером спустившим лавину Репрессий, однако в конкретных исторических условиях – именно голод 1936–1937 гг. сыграл роль последней капли переполнившей кипящий котел. Подтверждением этих выводов мог служить пример Германии:

В 1935–1936 гг. Германия столкнулась с той же проблемой: неурожай зерновых ощутился уже летом 1935 г., когда начались разговоры о необходимости введения хлебных карточек. Но такой шаг, как отмечает А. Туз, был сочтен политически неприемлемым. Вместо этого была организована программа замещения, в рамках которой хлебопекарная мука разбавлялась кукурузной и даже картофельным крахмалом[863]. В 1936 г. было импортировано более 1 млн. тонн зерна ~ 5 % от объема его внутреннего потребления в Германии[864].

Однако все более обостряющиеся проблемы с платежным балансом делали импорт зерна паллиативом, не снимавшим периодически повторяющейся угрозы голода. Разрешение проблемы, один из ведущих идеологов НДСАП, министр продовольствия Р. Дарре в начале 1936 г. видел, только во внешней экспансии: «Естественным регионом для заселения немецким народом является территория к востоку от границ Рейха до Урала, ограниченная с юга Кавказом, Каспийским морем, Черным морем и водоразделом, отделяющим Средиземноморский бассейн от Балтийского и Северного морей. Мы заселим это пространство в соответствии с законом, гласящим, что высшая раса всегда имеет право завоевать и присвоить земли низшей расы»[865].

Повторение неурожая в СССР в 1937 г. (второй год подряд), неизбежно вело к повторению голода 1931–1932 гг., что в существовавших условиях ожесточенной внутренней политической борьбы и нарастающей внешней угрозы могло привести к самоуничтожительному политическому кризису: «Крестьянин землю покидает,