Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

мы с ним встретились в гостях в одном доме и он вздумал побеседовать с Юрсюлью, но госпожа Канон, ненавидящая монахов, резко отозвала ее. Тогда он начал любезничать с моей кузиной, а та не стала его слушать и подсела к Манон. Не удивляйся таким выходкам, здесь это в обычае и при всем том отец д’Аррас все-таки пользуется уважением. Ему не пришлось долго подыскивать себе собеседницу, несколько женщин оспаривали друг у друга эту честь. Мне кажется, что госпожа Канон относится с неменьшей подозрительностью и к господину Годэ; она следит за малейшими его поступками и не дает ему сказать и двух слов не только Юрсюли, но даже мадемуазель Фаншетте. До завтрего, любезный старшой. Люблю тебя всем сердцем.

ПИСЬМО LI

В тот же день

ОТ ГОСПОДИНА ПАРАНГОНА К Д’АРРАСУ

Разъяснение предыдущего письма

Раз Эдмон ничего не сказал Вам, любезный отче, о вчерашней сцене, опишу ее в двух-трех словах. После нашей последней встречи Манон не давала мне покоя, требуя, чтобы я обсудил с ней, как предотвратить или рассеять подозрения ее мужа. Мне этого не хотелось, ибо я считал такую встречу для себя небезопасной. В конце концов я сдался; нам показалось, что свадьба — подходящий для этого случай; дважды мы вместе выходили из дома, но неудачно; я говорю «неудачно» и действительно так оно и было, ибо Околпаченный за нами не последовал, а мадам не пожелала ничего слушать, как ты меня и предупреждал. Но, поскольку она крайне своенравна, я не обратил на ее слова особого внимания. Наконец, когда мы вышли в третий раз, Эдмон последовал за нами и сцена разразилась, совсем как в комедии «Метромания» {21}. Плутовка разыграла все так правдоподобно, что я даже испугался и не зря. Забавно было бы (для постороннего), если Манон вызвала меня в парк, чтобы выложить мне свои подлинные чувства и посмеяться надо мною. На такое предположение меня наводит то обстоятельство, что теперь я уже окончательно лишен возможности увидеться с нею наедине. Моя жена-недотрога ни на шаг не отпускает ее от себя. Она гуляет не иначе, как с нею и малюткой Юрсюль, и, словно этого еще мало, ее отдали под охрану фурии Канон... Ах, если бы прелестная селяночка согласилась возместить мне урон, я с удовольствием предоставил бы братцу его целомудренную половину! Но это дело несбыточное; эта жемчужинка наделена не одной, а целыми тремя добродетелями: дряхлой, трухлявой добродетелью госпожи Канон, столь же колючей, хриплой как Цербер {22}; кисло-сладкой добродетелью моей жены и собственной прелестной добродетелью, которую, думается мне, можно было бы приручить не хуже всякой другой, не будь двух подпорок, которые крепко поддерживают ее и до смерти ее запугивают.

Из моих слов Вы можете заключить, что Эдмон вполне спокоен (если не считать, что моя беседа с его женой привела его в бешенство, которого я мудро избежал); таким образом, Вы можете быть довольны, зато я не доволен ничуть. Однако, если бы Манон захотела, мы наперекор Вам могли бы быть счастливы, как никогда. Но я все думаю, вернее, боюсь: не дурачат ли меня? Уж не отдал ли я прелестную кузину этому мужлану в чистый себе убыток? Сами понимаете, это было бы весьма досадно, ибо как-никак, а пилюлю придется проглотить и, несмотря ни на что, благодетельствовать тому, кого мне надлежит ненавидеть. Прощайте.

ПИСЬМО LII

На другой день после предыдущего

ОТ ЭДМОНА К ПЬЕРРО

Невинность порой самообольщается

Вот какой у меня сейчас произошел разговор с госпожой Парангон, любезный старшой; он послужит дополнением к моему вчерашнему письму. Утром мне доложили, что госпожа Парангон требует меня к себе. Я застал ее одну. Она с ласковым, но несколько печальным видом молча велела мне сесть.

— Вы женаты, сударь, — сказала она, помолчав, — и вы счастливы; вы любите жену, она любит вас; да будет же так до конца ваших дней!.. Вам известно — Тьенетта вам когда-то сказала, — что я люблю вас, что я обратила на вас внимание еще до того, как вы приехали сюда; по моему наущению вашим родителям посоветовали направить вас на поприще живописи и доверить заботам господина Парангона. Когда я возвратилась домой и вновь увидела вас, я укрепилась в своем намерении привязать вас к себе самыми крепкими узами; вы молоды, я знала, что до вашего устройства в жизни еще далеко и посему решила предназначить вам свою сестру. Небу угодно было устроить иначе, но вы стали мужем моей родственницы, на этом я теряю всего лишь степень-другую родства, зато радуюсь при мысли, что осуществилась моя столь вожделенная мечта видеть ваше счастье. Следовательно, теперь присутствие здесь Фаншетты бесполезно; ведь я хотела познакомить вас друг с дружкой, чтобы вкусы ваши определились и по возможности сошлись. Мой Отец, овдовев, уже не в состоянии заботиться о дочери, вышедшей из младенческого возраста, поэтому я немного погодя отправлю ее в столицу; тетя отвезет ее, поместит у почтенных людей и сестра пробудет там, пока не повзрослеет достаточно, чтобы жить у меня, не подвергая опасности свою добродетель, ибо вы сами представляете себе сколь я боюсь выходок такого необузданного человека как... Но мне бы хотелось, чтобы Юрсюль проводила Фаншетту; я предвижу здесь множество опасностей для вашей сестры: не говоря уже о господине Парангоне, который ищет случая поговорить с нею, как только она к нам приезжает, у нее здесь есть поклонники, которых я опасаюсь. Не возражаете ли вы против того, чтобы госпожа Канон увезла их обеих? (Я выразил согласие кивком, чтобы ее не прерывать, ибо слова ее приводили меня в восторг). — Как ни приятно мне общество Юрсюли, ради ее блага я жертвую им, — продолжала она. — Я уже уведомила о своем намерении советника, о котором говорила с вами вчера; он представил мне кое-какие возражения, подоплека коих мне ясна; но если он действительно любит вашу сестру, то разлука не охладит его чувств, если же это лишь поверхностная склонность, мимолетное увлечение, то не стоит на него обращать внимания. Не будь меня, кузен, вы уже поставили бы сестру в весьма опасное положение, — подумать только, вы посоветовали ей избрать в духовники вашего друга отца д’Арраса!.. Я уважаю религию и горжусь этим, но стократ лучше пренебрегать некоторыми ее предписаниями, чем исполнять их, подвергая опасности свою добродетель. Запомните, юный вертопрах, что ни