Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения - Бальдассаре Кастильоне

Он потребовал, чтобы дело пересмотрели. Приятель непрерывно повторял историю о понесенной им утрате, демонстрируя подвешенного голубя. Одновременно спрашивал: «Что же я должен сделать в этом случае?» Наконец маркиз не выдержал и сказал: «Я думаю, что ни в коем случае голубя не следует хоронить в церкви, его подвесили, но могут поверить, что он сам совершил самоубийство».

К подобного рода репликам отнесем резкий ответ Сципиона Насского Эннию. Однажды, когда Сципион пришел к Эннию, чтобы поговорить с ним, и позвал его с улицы, одна из служанок ответила, что того нет дома, хотя гость отчетливо слышал, как сам Энний велел служанке сказать, что его нет дома. Поэтому он отправился восвояси.

Вскоре после этого Энний пришел в дом Сципиона и точно так же снизу позвал его, тогда сам Сципион из дома громко ответил, что его нет дома. Тут Энний воскликнул: «Как это? Разве я не слышу твой голос?» Тогда Сципион ответил: «Ты был со мной груб. Накануне я поверил, когда служанка сказала, что тебя нет дома, а теперь ты не веришь мне, когда я сам говорю тебе о том же».

76. Удачно, когда человек отвечает другому тем же. Так произошло с мессиром Алонсо Карильо, когда тот находился при испанском дворе и совершил несколько юношеских проступков, не имевших особых последствий. Тем не менее согласно королевскому указу его поместили в темницу и оставили там на ночь.

На следующий день его выпустили, и он утром направился во дворец, вошел в зал, где собралось много кавалеров и дам. Когда они стали смеяться над его злоключениями, синьора Боадилья сказала: «Синьор Алонсо, я тяжело переживала случившееся, ибо мы решили, что король собирается вас повесить».

Он тотчас парировал: «Моя синьора, я опасался не менее вас, но в глубине души надеялся, что вы попросите меня стать вашим мужем». Вам всем очевидно, насколько остроумным и сообразительным оказался его ответ. Потому что в Испании (как, впрочем, и во многих других странах) существовал обычай, что, когда человека вели на виселицу, ему даровали жизнь, если общественная куртизанка соглашалась назвать его своим мужем.

Остроумным посчитаем и ответ, данный художником Рафаэлем двум кардиналам, с которыми он находился в дружеских отношениях. Стремясь заставить художника высказаться, они в присутствии художника нашли ошибку в его картине, на которой были изображены святые Петр и Павел. Они заявили, что у обеих фигур слишком красные лица.

Рафаэль тотчас нашел что им ответить: «Уважаемые господа, не беспокойтесь, я старался соблюдать особую точность. Ведь у нас имеются все основания верить, что святые Петр и Павел и на небесах обладают такими же красными лицами, каковы мы видим здесь, на земле. И все это от стыда, что их церковь управляется такими людьми, как вы».

77. Весьма язвительными являются также колкости, в которых содержится скрытая острота. Напомню одну. Муж как-то горестно стенал и оплакивал жену, повесившуюся на фиговом дереве. Другой мужчина приблизился к нему и, дернув за одежду, произнес: «Брат, не мог бы ты оказать мне великую честь, позволив взять небольшую ветку этого фигового дерева, чтобы привить его на какое-нибудь дерево в моем саду?»

Другие остроты требуют, чтобы их рассказывали в спокойной обстановке, медленно произнося все слова и соблюдая серьезность. Расскажу об одном сельском жителе, который нес коробку на плечах и толкнул Катона, а потом сказал: «Осторожно!» Тот ответил: «У тебя что, тыква вместо головы?»

Более того, мы всегда смеемся над человеком, совершающим ошибки. Стремясь исправиться, тот преднамеренно говорит то, что кажется глупым по отношению к предмету, который он имел в виду, таким образом добиваясь сочувствия. Однажды в совете Флоренции встретились (как часто бывает в этой республике) два врага. Один из них, происходивший из семейства Альтовицци, заснул.

Тут его противник, происходивший из семейства Аламанни, но ничего не говоривший и даже не собиравшийся говорить, все же сумел рассмешить человека, сидевшего рядом с Альтовицци, который разбудил его, нечаянно ударив локтем. При этом сказал: «Разве вы не слышали, что сказал такой-то? Ответьте, синьоры ждут вашего ответа».

Поэтому Альтовицци поднялся, хотя он еще не совсем проснулся, и не мешкая выпалил: «Господа, я придерживаюсь совершенно иного мнения, чем Аламанни». Тот же ответил: «Но я же ничего не говорил». – «Ну и что, – мгновенно парировал Альтовицци, – я говорю противоположное тому, что вы можете сказать».

К такого же роду высказываний относится то, что сказал мастер Серафино, ваш врач из Урбино, сельскому жителю, получившему сильный удар в глаз, так что тот почти вытек, и он решил искать помощи у мастера Серафино. Увидев его, понимая, что вряд ли удастся выручить, и все же стремясь вытянуть у него деньги, доктор охотно пообещал вылечить его и стал требовать от него денег каждый день, заявляя, что ему станет лучше через пять или шесть дней.

Бедняга отдал то немногое, что имел, затем, увидев, что его лечение практически не продвигается, начал жаловаться на лекаря, говоря, что не чувствует никакого улучшения и что он больше ничего не видит своим глазом, не ощущает его, как будто и нет вовсе. Наконец мастер Серафино, увидев, что он больше ничего не может вытянуть у человека, сказал: «Брат мой, ты должен запастись терпением. Ты потерял свой глаз, и никто больше не сможет тебе помочь, пусть Господь дарует тебе свою милость и позволит тебе не потерять другой глаз».

Услышав это, крестьянин начал плакать и громко жаловаться, наконец вымолвил: «Синьор, вы разорили меня и украли мои деньги. Я буду жаловаться синьору герцогу». Тут он испустил самый громкий крик на свете.

Стремясь обелить себя, мастер Серафино громко воскликнул: «Ты, жалкий предатель! Ты хотел бы иметь два глаза, как все горожане и богатые люди! Ты обречен на вечные муки!» Свои слова он выкрикивал с такой яростью, что бедный крестьянин перепугался и замолчал, тихо и мирно отправился домой, поверив в то, что сам совершил нечто плохое.

78. Прекрасно, когда умеют объяснить или представить вещи в смешном свете. Однажды при испанском дворе появился кавалер, отличавшийся страшным уродством, вместе со своей весьма красивой женой. Оба были одеты в белый дамаск. Увидев их, королева заметила Алонсо Карильо: «Что вы думаете о них, Алонсо?» – «Синьора, – ответил тот, – полагаю, что она красавица, он же чудовище».

В другой раз Рафаэль де Пасси увидел письмо, которое приор Мессины написал даме из своего окружения, на адресе можно было прочитать: «Данное послание надлежит доставить творцу моих несчастий». «Я думал, – сказал