Император Николай I - Александр Николаевич Боханов

В «Воспоминаниях» А. О. Смирновой-Россет приведены размышления Монарха, прозвучавшие в конце 20-х годов:

«Я хочу отпустить крестьян с землей. Но так, чтобы крестьянин не смел отлучаться из деревни без спросу барина или управляющего; дать личную свободу народу, который привык к долголетнему рабству, опасно. Я начну с инвентарей». Освобождение крестьян в перспективе представлялось не только неизбежным, но и необходимым. Из простого землепользователя они должны были стать самостоятельными и ответственными землевладельцами. Эта трансформация не должна даваться даром.

Крестьянин, развивал свою мысль Император, «для выкупа земли, которую имеет, должен будет платить известную сумму по качеству земли, и надобно выплатить в несколько лет, земля будет его. Я думаю, что надо сохранить мирскую поруку[87], а подати должны быть поменьше».

Здесь сформулирован тот базовый, фундаментальный принцип, который составит основу Закона о ликвидации крепостного права в 1861 году…

Николай Павлович не пошел на отмену крепостного права; он начал с постепенного и всестороннего его ограничения. Первой в этом направлении мерой стали инструкции министру внутренних дел от 19 июня и 6 сентября 1826 года. В них предписывалось следить за тем, чтобы помещики «обращались с крестьянами по-христиански», а предводителям дворянства ставилось в обязанность наблюдать за действиями помещиков. При несоблюдении же «гуманного отношения» к крестьянам землевладельцев ожидали суровые кары, вплоть до лишения сословных прав и ареста.

Для ограничения дворянского произвола издавались и другие распоряжения Верховной власти.

В 1827 году было запрещено помещикам ссылать крестьян в Сибирь и сдавать их для работ в шахты. В том же году появился указ о запрещении отчуждать землю имения, если крестьянам оставалось 4,5 десятины на крестьянскую «душу».

В 1833 году появились указы, запрещавшие сдавать в аренду поместья вместе с крепостными, принимать крепостных людей в обеспечение частных долгов помещиков. В 1835 году законодательно было запрещено «продавать крепостных людей на своз без земли с раздроблением семейств».

В 1842 году Сибирь была провозглашена территорией, свободной от крепостного права. В 1854 году последовал указ о запрете помещикам передавать свои функции по управлению крестьянами приказчикам.

Менее чем за тридцать лет правления Николая Павловича было издано 108 указов по защите крестьян от помещиков, значительно больше количества аналогичных правовых актов, изданных его преемниками Императорами за предыдущие сто с лишним лет.

Однако подобные частные акты застарелую проблему не решали. Нужны были общие законодательные решения, которые и обсуждались в «секретных комитетах».

«Комитет 6 декабря» рассмотрел данную проблему во многих отношениях. Некоторые члены – Сперанский, Канкрин – предоставили свои «записки», которые служили объектом оживленных дискуссий, за ходом которых внимательно следил Император. Он прекрасно знал, что для успешного осуществления глубокого преобразования требуется добрая воля дворянства, хотя бы значительной его части.

Увы, антикрепостнические настроения в среде «благородного сословия» ощущались чрезвычайно слабо. Землевладельцы в подавляющей массе не хотели никаких изменений, не желали брать на себя обязательств перед крестьянами, а те, которые уже существовали, старались свести к минимуму. Против каких-либо кардинальных мер выступали даже близкие родственники Самодержца, его братья: Великие князья Константин и Михаил Павловичи!

В качестве образчика типичной «крепостной психологии» можно привести размышления известного «слуги Государя», генерала Л. В. Дубельта. В своих «Записках» начальник штаба Корпуса жандармов и управляющий Третьим отделением много размышлял по поводу возможности ликвидации устоявшихся норм и форм:

«Если бы крестьяне сделались свободными, они получили бы свободу без земли, потому что ни один помещик своей земли не отдаст добровольно. А правительство наше слишком правосудно, чтобы отнять у нас нашу собственность и лишить нас последнего куска хлеба; насильно не отымет оно у нас земли, которую мы наследовали от наших предков».

Свои заметки Дубельт делал в 40-х годах, когда уже было ясно, что насильственного изъятия земли не будет, что этого категорически не желает Император. Генерал прикрывал помещичий интерес интересами государства; морально-этические проблемы его не занимали. Предоставление свободного состояния земледельцам казалось Л. В. Дубельту невозможным.

«Крестьяне наши, сделавшись вольными, но не имея земли, пустились бы приискивать себе род жизни и пропитания по городам, деревни опустели бы, как во Франции и Германии, и пошла потеха! Ибо в городах такое чудовищное стечение голодных желудков наделало бы тех же бед, какие происходят в Западной Европе. Голодный желудок раскричится пуще всякого журнала; он и без Луи-Блана[88] зол на все и на всех, потому что другие сыты, а он есть хочет».

Дубельт знал, что в Западной Европе крепостнические отношения уже фактически были ликвидированы, но он был убежден, что для России «европейский кафтан» – не по мерке. Отсюда упования на «самобытность» и «специфические особенности».

«Мне кажется, – размышлял генерал, – что Россия держится именно своею помещичьею организациею; что это польза государственная в высшей степени. На каждом пункте, где есть помещик, у Государя есть там неослабный блюститель порядка и выгод отечественных, и это такой слуга государства, который не потребует ни жалованья, ни наград, а еще сам приносит обществу и казне дань своих трудов, как уплатой различных повинностей, так и тем, что вливает в общественную торговлю несметное количество зерен, питающих наше Отечество и служащих для его обогащения».

Дубельт как будто и не ведал, что Царь в России был Царем для всех, а не только для помещиков, что патерналистские, попечительские принципы власти испокон веков распространялись на все слои и группы населения, а не только на 100 тысяч дворян-помещиков. (Таково было примерное их число к середине XIX века.)

Шеф Корпуса жандармов был достаточно хорошо образованным человеком; он многое знал и понимал, но своекорыстный, корпоративный эгоизм заставлял его исповедовать то, что отживало свой срок. Отмена крепостного состояния – лишь вопрос времени. Когда наступит тот срок – было трудно сказать, но такие, как Дубельт, мечтали о том, чтобы он никогда не настал.

Дубельт видел картину социальной гармонии, которую рисовало его зашоренное барское воображение. «Я уверен, что наша Россия велика, сильна и богата оттого: 1-е) что в ней Государь Самодержавный, 2-е) что в ней есть помещик, с властию над крестьянами и 3-е) от того, что в ней есть крестьянин, который кормит и себя, и помещика, и горожанина, и купца, и солдата, и вельможу, и самого Государя».

Подобная «социальная конструкция» не представлялась автору неустойчивой и бесперспективной. Почему крестьянин должен был кормить «помещика» и «вельможу»? Подобный вопрос у помещика Дубельта и не возникал. Если раньше, «в старые времена», дворяне обязаны были «исполнять государственную службу», то последние пятьдесят