Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии - Сергей Тимофеевич Минаков

Крымом, что было обусловлено заключением Вечного мира с Польшей, вспомнили и наиболее отличившихся в русско-польской войне офицеров, в том числе и Змеёва. «В день заключения мира с Польшей Змеёв стоял у сказки, а сказывали дьяки Иноземного приказа в присутствии царей Иоанна и Петра Алексеевичей и царевны Софьи Алексеевны тем, что особенно отличился в войне с Польшей»522.

Замена Змеёва, любимца и креатуры Голицына, в должности начальника Стрелецкого приказа, которым он фактически начал руководить еще с 8 мая 1682 г., т. е. до стрелецкого восстания, Шакловитым, на первый взгляд, могло означать кардинальный сдвиг во властной верхушке Московского государства с князя Голицына на Шакловитого, выдвинувшегося на первый план. В обстоятельствах перманентных «стрелецких бунтов», которые на протяжении 80–90-х гг. XVII в. играли либо решающую роль, либо серьезным образом влияли на государственно-политическую конъюнктуру в России, руководство Стрелецким приказом, игравшем в указанный период времени роль, аналогичную командованию лейб-гвардией в 20–60-е гг. XVIII в., определяло доминанту власти. Кто командовал стрельцами, тот и контролировал политическую ситуацию в стране, тот фактически и руководил государством. В любом случае смещение генерала Змеёва с должности начальника Стрелецкого приказа означало, что реформа стрелецкого войска на принципах «регулярства» была прекращена. Соображения политические, укрепления своей власти в действиях царевны Софьи и ее ближайшего окружения оттеснили на второй план соображения боеспособности российского войска.

Таким образом, замена генерала Змеёва думным дворянином Шакловитовым, человеком, в общем-то, не военным и не являвшемся «креатурой» Голицына, можно рассматривать как признак оттеснения Голицына на второй план в расстановке политических фигур правительства царевны Софьи.

«В отбытие князя Василия Голицына с полками в Крым, – оценивая политическую ситуацию 1688–1689 гг., писал князь Б.И. Куракин, – Федор Шакловитый весьма в амуре при царевне Софье профитовал и уже в тех плезирах ночных был в большой конфиденции при ней, нежели князь Голицын… И предусматривали все… что ежели бы правление царевны Софьи еще продолжилось, конечно, князю Голицыну было от нее падение или содержан был для фигуры за первого правителя, но в самой силе и делах бы был помянутый Шакловитый»523. Хотя князь Куракин суждения свои относит к 1688–1689 гг., похоже, что такая оценка вполне применима еще к декабрю 1682 г., когда генерал Змеёв был смещен Софьей с должности начальника Стрелецкого приказа, руководство которым было передано Шакловитому. Указанные обстоятельства, не датируя, по-своему, но в том же направлении пояснял и А.А. Матвеев.

И Матвеев сообщает, что и сам Голицын, понимая именно таковое свое положение и не надеясь определять политический курс государства, не хотел нести ответственность за политические действия, осуществляемые другим человеком. Поэтому, как далее поясняет Матвеев, «в те же часы с умною предосторожностью рассмотря, он, боярин князь Голицын, самую крепкую сторону его, государя царя Петра Алексеевича, и впредь прочное основание будущей державы его величества и напротив того, сторона царевнина по всем бывшим тогда и явновидимым зело противным делам непрочна была, себе же из того предвидя впредь весьма слабую надежду, под видом политическим уже приготовлял себе путь, как бы от того бедственного ему угрожаемого упадка благими случаями безбедно удалиться; а другого лучшего к тому и бесподозрительного себе он, боярин князь Голицын, способа не нашел, токмо чтобы куда в поход военный отрешиться и не прогневать ее, царевнину, волю»524. Матвеев утверждает, таким образом, что Голицын стремился уйти от личной ответственности за внутриполитическое действия царевны и Шакловитого, предусматривая для себя благоприятный выход в случае падения власти царевны Софьи.

Таким образом, Матвеев убежден, что князь Голицын изначально, с момента прихода Софьи к власти, вовсе не являлся фактическим «первым министром», хотя формально и занял положение фаворита царевны Софьи. Таковую роль, во всяком случае, с декабря 1682 г. фактически начинал играть Шакловитый. Именно ему предпочла царевна отдать под контроль главную военно-политическую силу – стрельцов, а не оставлять их под контролем любимца Голицына, генерала Змеёва.

Правда, письма царевны Софьи к В. Голицыну во время Крымского похода 1687 г. вроде бы опровергают высказанные Куракиным и Матвеевым свидетельства525. Однако в них можно вычитать намек на сомнения князя Голицына в Софьиной верности ему (он предлагает царевне «помолиться Богу» за свою «неверность»526, точнее, поклясться перед богом в своей верности). Впрочем, и слишком пространные признания царевны в любви и преданности Голицыну сами по себе вызывают подозрения относительно ее искренности.

Подводя итоги рассмотрению вопросов, поставленных в этой главе, следует отметить, что в 1681–1682 гг. правительство царя Федора Алексеевича приступило к следующему этапу военной реформы русского войска, включая стрелецкие полки, которая должна была превратить его в регулярную армию. Проведение реформы было поручено князю В.В. Голицыну, однако фактически ее осуществлял генерал В.А. Змеёв – правая рука, любимец князя и опытный офицер «регулярного» русского войска.

Реформирование стрелецкого войска, проводившееся достаточно жестко и со злоупотреблениями со стороны стрелецких командиров, вызвало растущее недовольство рядовых стрельцов. Перевод же стрелецких полков на «регулярную» систему обучения и службы лишал их занятию торговлей и другими побочными промыслами, что прежде нейтрализовало их недовольство своими начальниками. Отказ правительства наказать виновных в злоупотреблениях превратил стрелецкое недовольство в жестокое по формам восстание 15 мая 1682 г.

Одной из предпосылок восстания был острый конфликт между двумя «царственными кланами» – Милославскими и Нарышкиными. В значительной мере его возникновение и углубление было обусловлено ранней смертью царя Федора Алексеевича и малолетством его преемников, что открывало перед противоборствующими кланами перспективу захвата реальной власти для фактического управления государством и страной на период малолетства царя-преемника (Петра или Ивана).

Стрелецкое восстание, на первый взгляд стихийное, было заранее подготовлено. Во главе заговора группы стрельцов находился И.М. Милославский. Активную, но до сих пор не во всем раскрытую роль в подготовке восстания и подстрекательству к нему играл боярин князь И.А. Хованский, вскоре ставший подлинным вождем стрелецкого бунта.

Трудно до конца прояснить роль царевны Софьи в подготовке восстания стрельцов. Однако ясно, что клан Милославских именно в ней видел кандидата на роль будущего реального правителя государства при малолетнем царе. После расправы со своим политическим соперником, стрелецким вождем Хованским, рассчитывавшим фактически управлять страной, властные позиции царевны Софьи были окончательно закреплены.

Стрелецкое восстание и приход в руководство государством царевны Софьи обеспечили сохранение сильного влияния на государственные дела со стороны боярина князя В.В. Голицына, выдвинувшегося в первые лица государства еще при царе Федоре Алексеевиче. Однако мнение о том, что Голицын, благодаря личной близости к царевне Софье, стал фактическим правителем государства, «временщиком», несколько преувеличено. Уже вскоре после расправы над Хованскими ближайшей опорой Софьи в укреплении ее власти становится Ф. Шакловитый, постепенно оттеснивший Голицына на второй