Редактор. Закулисье успеха и революция в книжном мире - Сара Б. Франклин

За обедом Прашкер и Джудит обменивались историями о своих семьях и обсуждали книги, над которыми работали, и общее состояние книгоиздания. Затем они подняли вопрос о зарплате. «Джудит начала рассказывать мне про Боба Готтлиба и о том, сколько она зарабатывает в “Кнопфе”, – вспоминала Прашкер. – И я говорю ей: “Ты должна сказать ему, что он обязан платить тебе больше, потому что это просто нелепо!”»[586]

Дик уже много лет настаивал на том, чтобы Джудит попросила о прибавке[587]. Он считал, что ее зарплата гораздо ниже, чем следует, особенно учитывая прибыль, которую ее авторы приносили «Кнопфу». Он предполагал, что Джудит получает лишь небольшую часть того, что платили редакторам-мужчинам. «Дик просто взрывался! – рассказывал мне Крис Вандеркук. – Но Джудит говорила: “Нет, нет, нет”. Она была полной противоположностью агрессивной феминистки. А Дик не собирался бороться за нее. Это была ее битва. В конце концов он говорил: “Ладно, поступай как знаешь”. Но он бы хотел, чтобы она была понастойчивей»[588]. Джулия Чайлд уже давно говорила о том же. Джудит сказала мне, что Джулия «считала, что женщин не слушают», и поощряла своего редактора «встать, высказаться и бороться».

Ярость Бетти Прашкер из-за того, что она считала недостаточной оплатой труда, вызвала у Джудит стыд и придала ей храбрости. Однако ей было чрезвычайно некомфортно от мысли, что ей нужно чего-то для себя требовать. Тем не менее она решила, что уже пора. Она набралась храбрости и подошла к Бобу Готтлибу с просьбой о прибавке. Тот ей отказал.

Когда десятилетия спустя я спросила у него об этом инциденте, Готтлиб ответил, что не помнит подробностей. «Меня все всегда просили о прибавке, – сказал он. – Джудит не говорила: “Мне нужно столько-то, и если ты мне не заплатишь, то я уйду”. Так бы сказал уверенный в себе человек. Никто не будет терять время, пытаясь разгадать мысли, которые ты боишься выразить. Джудит находилась на определенном уровне вместе с другими редакторами, и платили ей соответственно. Она получала столько же, сколько те ее коллеги, которые выдавали такой же объем работы, как она»[589]. Готтлиб заявил мне: «Я всегда был феминистом. Я нанимал женщин. Я восхищался ими. Я работал с ними. Я платил им». К тому же, добавил он, у Джудит «был богатый муж». Его предположение было здесь ни при чем и не соответствовало действительности. Хотя пара жила в комфорте, они не были богатыми. За исключением короткого периода в начале их отношений, Джудит была главной кормилицей семьи и оставалась ей до конца жизни. Они зависели от ее зарплаты.

Готтлиб не мог поставить себя на место Джудит. «Я попросил о прибавке всего раз за всю свою карьеру, потому что в меня буквально швырялись деньгами», – рассказал он мне[590]. Этот опыт был абсолютно незнакомым для большинства работающих женщин, включая его коллег в «Кнопфе». «Даже я, выросшая на феминистском движении, никогда бы не сказала: “Мне нужно больше, я заслуживаю больше денег”, – призналась мне Кэти Хуриган, давний ведущий редактор “Кнопфа”. – Я бы ни за что не попросила у Боба денег. Не знаю почему. Просто так не делалось. Меня такому не учили. Это считалось вульгарным или что-то в этом роде. Я пришла в книгоиздание, потому что это был идеализированный мир»[591]. До того момента Джудит тоже так считала и, почувствовав унижение из-за отказа Готтлиба, лишь вдвойне в этом убедилась. Она больше никогда не просила о прибавке до конца своей работы в «Кнопфе»[592].

Вместо этого она снова стала думать об общественных переменах в основном через призму чужих голосов. Она искала истории, которые бы отражали не только ценности феминистского движения, но и ее опыт и вкусы. Если она и собиралась внести свой вклад в подвижки в культурном дискурсе, то делать это она собиралась не на передовой. Она предпочитала оставаться в стороне и вне поля зрения, оказывая влияние в своей тихой манере.

12

Было утро, почти пора уходить на работу. Джудит, как обычно, встала рано и позанималась йогой, пока варился кофе. Дик еще лежал в кровати. В холодильнике стояла миска, накрытая кухонным полотенцем. Джудит вытащила ее и впустила в комнату сладкий аромат забродивших дрожжей. Она начала готовить тесто для хлеба еще накануне – это стало почти каждодневной привычкой[593]. За ночь тесто постепенно поднялось и увеличилось в размере более чем в два раза. Это было живое существо.

Джудит закатала рукава пижамы и присыпала столешницу мукой. Затем она перевернула миску с тестом и начала его месить, привставая на носочки, чтобы применять больше силы. Ладонями она отталкивала тесто, а потом сворачивала его и снова и снова притягивала обратно к себе. Забывшись в ритме, Джудит почувствовала, как у нее начинают гореть мышцы рук. Ей нравился физический труд по приготовлению хлеба, возможность выпустить пар, разминая тесто, и его будничная алхимия. Когда наконец масса стала однородной и эластичной, Джудит убрала ее обратно в миску и снова накрыла ее. После работы она собиралась примять его и сделать буханки, прежде чем отправить их в духовку и съесть за ужином и за завтраком на следующий день.

К осени 1968 года «кулинарный истеблишмент»[594] превратился в задающий тренды, но обособленный мирок. В статье для журнала New York Нора Эфрон написала о набирающей влияние группе, среди лидеров которой она назвала Джеймса Бирда, Крэга Клэборна и Джулию Чайлд. Имя Джудит не было упомянуто, но статья свидетельствовала о ее центральном месте в этом сообществе. Эфрон описывала типичного члена группы, который хочет написать кулинарную книгу (если еще этого не сделал). «Опубликует его, если ему повезет, Альфред Кнопф», – говорилось в статье [2].

Признание культурного влияния кулинарных книг росло, а Джудит была причастна к самым лучшим из них. В апреле 1968 года «Кнопф» отпраздновал запуск «Основ классической французской кухни» (The French Chef Cookbook) Джулии Чайлд. Джудит планировала для начала напечатать 40 000 экземпляров, но Готтлиб настоял на том, чтобы издательство метило гораздо выше[595]. К тому моменту телепередачу Джулии регулярно смотрело более миллиона людей. Готтлиб увеличил первый тираж до 100 000 и заключил сделку с издательством «Бэнтем» (Bantam) о печати издания в мягкой обложке (с гарантией на 340 000 долларов)[596]. Многоуровневая стратегия принесла космические продажи: за первые три года было продано более 200 000 экземпляров «Основ классической