Последняя капля слезы - Габдулла Мухамедгарифович Тукай

пяткам он хотел пробраться, но и тут пролезть не мог:

Нечувствительна к щекотке пара валяных сапог.

«И прилипчив же ты, братец! Уходи-ка лучше в лес!

Занимался бы ты делом, к людям попусту не лез.

Даже лютые морозы не добились ничего –

Прогнала их лисья шуба прочь от тела моего.

Дед Мороз мне мстит за это, словно злейшему врагу.

Сам не справился со мною – натравил теперь пургу».

Шурале в тумане сгинул, услыхав слова мои,

Только раз далёко где-то тонко взвизгнул он: «Чи-и…»

День и ночь, ища забавы, он гоняет по земле,

Он ведь баловень природы – кто ж осудит Шурале?

Не смешно

Если стих мой брызжет смехом, глубже загляни в него –

В нём кровавые проклятья, горечь сердца моего.

Над своей смеюсь печалью и смеяться буду впредь:

Слёзы высохли от горя, и не в силах я скорбеть.

Лучезарной чешуёю взор людской прельщает змей,

Ядовит он и опасен, но глаза ласкает змей.

Я смеюсь, смеюсь иначе. Склад души моей таков,

Что галошами штиблеты я зову для простаков.

Безнравственность

О, как мы смотрим свысока на всё, что нравственно кругом;

Душою с грязью примирясь, забыли о пути другом.

И если нужно напрямик хоть слово правды нам сказать,

Как вор, стянувший сто рублей, мы озираемся тайком.

Скупимся с бедным говорить, будь он мудрейшим из людей,

И сыплем, как цветы, слова перед богатым дураком.

Лицемеру

(На русский сюжет)

У жизни знал и хлад, и зной, и снег, и лёд я испытал;

Всё, что сиротству суждено – всё испытал, всё испытал.

Теперь я радостей хочу, играть и вдоволь слышать смех;

Ребёнком сирым обречён я был на муки меры сверх.

Жизнь прожигаю, бренный мир топчу в дурмане и чаду;

Пускай возьмёт злой рок назад, что написал мне на роду.

Желаньем славы одержим, восторг полёта я вкусил,

На землю был я возвращён с нехваткой воздуха и сил.

Я на ногах, я окрылён, я скачки знал, я знал подъём,

Упорен, жизнь люблю, я знал чрезмерный пыл в себе самом.

Мой враг! Шутить не надо там, где богатырь окреп и зрел;

С гнездом твоим переверну тебя однажды, лицемер!

Песенка о детях

У гусей очень белые крылья.

У людей кони смелые – крылья.

У детей, посещающих школу,

Вырастают умелые крылья.

Критик

Создал много я творений, но тревожусь я за них:

Свора критиков нагрянет – изругают каждый стих.

Не один писатель честный этой братией сражён…

Вот хотя бы мой приятель! Так и лезет на рожон.

«Где вода?» – ветряк увидев, он вопит на целый свет.

А на мельничной плотине негодует: «Пара нет!»

Конский хвост берёт и судит: «Эти волосы длинны

И по всем законам формы на башке расти должны!»

Пахарь пашет. «Землю портит! – начинает он кричать. –

Как такое безобразье не заметила печать?»

«Как распух!» – он причитает, у овцы узрев курдюк.

«Русскому врачу татарин – злейший враг!» – твердит мой друг.

О критике

Коль цветок не настоящий, коль бумажным сотворён,

Больше всех врагов на свете дождика боится он!

Под дождём цветок размокнет, краска с лепестков стечёт,

И ничей уж взор, конечно, он к себе не привлечёт.

Если ж создан он природой, если он цветок живой,

Он пышней и краше станет под водою дождевой!

Так и критики угрозы не внушат таланту страх,

Ведь талант в себе уверен, он правдив в своих стихах.

Но расстроен ты бываешь, если строгий критик твой

Чужд татарам, злонамерен, да к тому же и тупой!

Комментарии к любви

Что значит «нелюбим»? Любовь имеет обликов немало.

Так, Генрих Гейне звал её звездой, что с неба к нам упала.

Ей на земле не повезло: на свалку угодила прямо,

И вот лежит теперь она на куче мусора и хлама.

Там свиньи хрюкают вокруг, петух кричит, копаясь в соре,

Унижена звезда любви… Звезда любви в таком позоре!

Бедняжка дремлет в забытьи, но среди мерзости и смрада

Ей снятся дивные сады, благоуханье и прохлада…

Казань и Закабанье

I

Если кто, когда помянет нашу славную Казань,

Тот, конечно, упомянет также озеро Кабан.

Не напрасно же про город и про озеро поёт

С неизменною любовью в своих песнях наш народ.

В нашем городе ни злата, ни сокровищ – он простой,

Да и озеро как озеро – не с райскою водой.

Всё же есть в нём для поэта, что притягивает взор

Тайной, в памяти народной не угасшей до сих пор.

По верёвке Кисекбаша опускался я давно,

Чтоб доподлинно разведать это озеро, на дно.

Но за озеро, признаюсь, всё никак не соберусь,

Не пойму, ленюсь я, что ли, но, скорей всего, боюсь.

II

Там, за озером, живёт-де, ведьма старая одна,

Дом с землёю у неё там, денег полная мошна.