Избранные труды. Том I - Олимпиад Соломонович Иоффе

практическую перспективу: и вина, и причинность, и противоправность изучаются в юридической науке не ради абстрактной цели познания, а для решения практического вопроса о привлечении к ответственности, которое может последовать лишь при наличии правонарушения в единстве его элементов.

С другой стороны, наряду с изолированным исследованием его отдельных элементов состав гражданского правонарушения должен быть изучен как единое целое, в совокупности этих элементов, в их единстве и взаимосвязи, в их объективно цельном и законченном выражении. В этой связи надлежит выявить те качества, которыми должен обладать субъект ответственности, для того чтобы в его поведении могли быть заключены все признаки, характеризующие состав гражданского правонарушения.

Общим таким качеством является обладание гражданской правосубъектностью. Мы потому и рассмотрели вопрос о содержании гражданской правосубъектности, что субъектом гражданско-правовой ответственности может быть лишь тот, кто вообще является субъектом советского гражданского права.

Однако наличие правосубъектности еще не предрешает вопроса о возможности признания за данным лицом способности к выступлению в качестве субъекта ответственности. Способность быть субъектом ответственности является элементом не право-, а дееспособности, которой, как известно, обладают далеко не все субъекты советского гражданского права. Вместе с тем, поскольку способностью к ответственности не исчерпывается содержание гражданской дееспособности, в качестве субъектов ответственности могут выступать и ограниченно дееспособные лица. Так, по действовавшему до 1949 г. Уставу профсоюзов фабзавкомы, по общему правилу, не обладали правами юридических лиц. Тем не менее Верховный Суд РСФСР признал за ними ограниченную правоспособность – способность заключения сделок по культурно-бытовому обслуживанию членов представляемой ими профсоюзной организации – и ограниченную дееспособность, в частности, способность отвечать по сделкам этого рода. ГКК Верховного Суда РСФСР указала, что в «отдельных конкретных случаях в зависимости от обстоятельств дела нужно признавать ответственным фабзавком в целом, поскольку последний выступил в обороте как самостоятельный участник».[261] Фабзавком, согласно этим указаниям, являлся, следовательно, носителем право– и дееспособности в том смысле, что он мог самостоятельно приобретать ряд прав и обязанностей и отвечать за их осуществление, но у него не было ни полной правоспособности, ни полной дееспособности, так как фабзавком не обладал тогда правами юридического лица.

Но если признание социалистических организаций, не обладающих дееспособностью в полном объеме, способными к ответственности в известных пределах может иметь на практике место лишь в виде редчайшего исключения, то в отношении граждан это правило общим образом сформулировано в законе (ст. 9 и 405 ГК РСФСР) и вызывает ряд вопросов практического характера, требующих своего разрешения. Возникновение гражданской дееспособности, согласно действующему законодательству, зависит от двух факторов: от достижения определенного возраста и от общей способности гражданина отдавать себе отчет в совершаемых действиях и руководить своими поступками. Несмотря, однако, на то, что деликтоспособность возникает у граждан ранее появления у них полной дееспособности, те же факторы оказывают влияние также и на возникновение деликтоспособности как одного из элементов гражданской дееспособности. Они, эти факторы, и составляют, следовательно, те конкретные предпосылки, лишь при наличии которых поведением гражданина могут быть созданы условия привлечения его к гражданско-правовой ответственности.

2

Для случаев ответственности граждан по деликтным обязательствам закон (ст. 405 ГК) устанавливает общее правило о неответственности недееспособных за причиненный ими вред. Правило ст. 405 ГК исходит при этом из абсолютно правильного принципа, согласно которому тот, кто вообще недееспособен, признается неспособным также и к несению гражданско-правовой ответственности. Но тот же вопрос, хотя практически гораздо реже, чем в деликтных обязательствах, может возникнуть и в связи с ответственностью за неисполнение договора, заключенного от имени недееспособного.

Летом 1949 года опекун малолетнего Т., проживавшего в гор. Новгороде и имевшего там на праве собственности жилой дом, решил сдать этот дом в аренду сроком на 3 года в связи с тем, что он вместе с подопечным должен был выехать в другой город к месту своей новой работы. С наступлением осенних дождей выяснилось, что крыша дома протекает, и арендатор письменно затребовал от опекуна разрешение на производство ремонта за счет собственника дома. Но так как опекун поручил производство ремонта своему родственнику, который возложенного на него поручения не выполнил, арендатор впоследствии произвел ремонт за собственный счет с гораздо большими денежными затратами, чем те, которые понадобились бы первоначально, – когда возникла необходимость в сравнительно небольших по объему работах. Поскольку же сумма причитавшейся с арендатора наемной платы не покрывала стоимости ремонта, был предъявлен иск к собственнику дома о ее возмещении. В процессе исполнения судебного решения, вынесенного в пользу арендатора, возник вопрос о том, за счет какого имущества оно должно быть исполнено, ввиду нецелесообразности обращения взыскания на жилой дом.

Представляется, однако, что в приведенном деле, как и в других аналогичных делах, следовало еще в процессе судебного разбирательства поставить другой, более общий и более принципиальный вопрос: кто вообще в таких случаях является надлежащим ответчиком – подопечный или его опекун? Хотя ст. 405 ГК прямого ответа на этот вопрос не дает, но его решение в духе правила ст. 405 ГК не должно вызывать сомнений. «Опекун, – говорится в ст. 86 КЗоБСО РСФСР, – может совершать все сделки, которые мог бы совершить сам подопечный, если бы обладал дееспособностью…» Но если договоры от имени подопечного заключает сам опекун, то он же должен совершить и все действия, необходимые для исполнения заключенного им договора. Возложение на опекуна такой обязанности тем более обосновано, что «опекуны и попечители выступают в защиту прав и интересов подопечных…» (ст. 91 КЗоБСО). Защитить же интересы подопечного, связанные с заключенным от его имени договором, это и значит совершить за счет имущества подопечного действия, необходимые для исполнения договора, и получить встречное удовлетворение от его контрагента. Поэтому в случаях, когда соответствующие действия опекуном не совершаются и вследствие этого причиняются убытки, обязанность по их возмещению должна быть возложена на опекуна. Было бы нецелесообразно применять здесь предлагаемую иногда конструкцию регрессного иска, при которой договорный контрагент должен был бы обращать свои требования к самому недееспособному как к субъекту договора с тем, что последний взыщет затем полное возмещение со своего опекуна. Такая конструкция неприемлема не только потому, что она приводила бы к ничем не оправданному противоположению принципов договорной и деликтной ответственности, но еще и потому, что недееспособный при этих условиях отвечал бы за действия своего опекуна, в полном противоречии с правовым положением последнего, из которого вытекает, что именно опекун отвечает за действия своего подопечного.

Способность к выступлению в качестве субъекта ответственности, будучи элементом дееспособности, появляется у граждан в полном объеме уже в момент возникновения частичной дееспособности, т. е. в возрасте 14 лет. Дело при этом нисколько не меняется от того, что за вред, причиненный частично дееспособными, наряду с ними отвечают их родители или попечители, так как ответственность возлагается на них не в целях ограничения объема ответственности частично дееспособного, а в интересах потерпевшего и, как будет показано впоследствии, в связи с виновным поведением самих родителей или попечителей. Следует также специально подчеркнуть, что изложенное правило действует лишь в области деликтных обязательств и вовсе неприменимо в области договорной ответственности.

Сопоставляя тексты ст. 9 и ст. 405 ГК, надлежит прийти к выводу, что, поскольку для договорных отношений прямо не предусмотрена ответственность родителей или попечителей наряду с несовершеннолетними, последние самостоятельно несут ответственность за убытки, причиненные неисполнением заключенных ими договоров.

Все это дает основание к признанию лиц, обладающих лишь частичной гражданской дееспособностью, полностью способными к выступлению в качестве субъектов гражданско-правовой ответственности.

Считая советского гражданина способным к самостоятельной ответственности ранее, чем он признает его полностью дееспособным, закон вполне сообразуется здесь с нашей советской действительностью. Для самостоятельного вступления в гражданские правоотношения, в целях удовлетворения тех или иных материальных и культурных потребностей гражданина, необходимо взвесить и оценить, в какой мере соответствующие потребности действительно назрели и каким способом следует обеспечить их наиболее целесообразное удовлетворение. Для того же, чтобы признать гражданина способным нести самостоятельную ответственность за свои действия, достаточно, чтобы он мог осознавать свой долг перед обществом и его членами, чтобы в нем было воспитано чувство уважения к этому долгу, чувство бережного отношения к общественным и личным интересам. Это чувство, естественно возникающее в силу самих условий жизни социалистического общества, прививается советским людям и воспитывается в них с детского возраста: в семье и в школе, в пионерских отрядах и в детских учреждениях. Мы вступили бы поэтому в противоречие с реальной действительностью, если бы исходили из того, что допустимо безнаказанное ущемление интересов советских граждан и социалистического общества в целом, пока лицо не достигло того предельного возраста, с которым закон