Избранные труды. Том I - Олимпиад Соломонович Иоффе

Но лица, являющиеся участниками коллектива, в то же время выступают вне этого коллектива как самостоятельные субъекты права. Совершенно очевидно, что эти случаи должны быть четко отграничены друг от друга для правильного определения субъекта ответственности по каждому конкретному делу. Критерием такого разграничения и служит специальная право– и дееспособность юридических лиц, включающая в себя и их специальную способность к гражданско-правовой ответственности. Специальная право– и дееспособность юридических лиц основана на специальном характере их деятельности. Поэтому, хотя юридическое лицо и есть коллектив трудящихся, тем не менее не всякое действие, совершенное участниками данного коллектива, может рассматриваться как действие самого юридического лица. Виновные противоправные действия, причинившие вред, должны быть совершены участником коллектива в связи с тем участком работы, на который он поставлен, чтобы мог возникнуть вопрос о привлечении к ответственности самого юридического лица. Такие действия не входят, конечно, в круг деятельности данного юридического лица, ибо юридические лица в нашей стране создаются для осуществления правомерной, дозволенной и служащей интересам всего общества деятельности, но отнюдь не для совершения неправомерных действий. Но если эти действия находятся в прямой связи с деятельностью юридического лица, в том смысле, что данным работником они только и могли быть совершены в силу выполняемых им трудовых функций, ответственность за наступивший результат должно нести юридическое лицо.

С этой точки зрения следует признать ошибочными решения народных судов гор. Ленинграда, возложивших обязанность по возмещению ущерба на 6-ю мебельную фабрику за увечье, причиненное одному из ее работников во время драки в цеху, или на контору Заготскот Шимского р-на за увечье, причиненное в целях ограбления одному из ее погонщиков другим погонщиком во время перегона скота по заданию конторы. В обоих случаях действия причинителей потому не могут рассматриваться как действия самих юридических лиц, что они были совершены лишь во время исполнения служебных обязанностей, но ни в какой связи с их исполнением не находились.

Напротив, по иску Н. к родильному дому им. Снегирева в гор. Ленинграде народный суд вынес правильное решение, взыскав с ответчика ущерб, причиненный истице вследствие того, что медицинская сестра родильного дома произвела неправильное введение капель ляписа в глаза ее ребенка, повлекшее за собой полную утрату зрения новорожденным, ибо действия медицинской сестры прямо вытекали из ее служебных обязанностей, хотя и были совершены не должным, а, наоборот, преступным образом.

Наряду с тем, что юридические лица обладают специальной гражданской правоспособностью, они могут также совершать и определенные действия административно-правового характера, если они являются органами социалистического государства. Совершение таких действий относится преимущественно к компетенции государственных учреждений. Но в известной мере они совершаются и в государственных предприятиях, например, когда директор предприятия выполняет функции начальника объекта противовоздушной обороны или когда лоцман государственного пароходства отдает распоряжения по проводке морского судна в фарватер порта, а также и в ряде других случаев.

Устанавливая особые правила ответственности государства за вред, причиняемый действиями его должностных лиц, ст. 407 ГК имеет, следовательно, в виду не особенности субъекта ответственности, а особые свойства действия, причинившего вред; таким действием, подпадающим под особые правила ст. 407 ГК, может быть лишь акт власти.[272] Поэтому для правильного решения вопроса о том, должен ли госорган нести ответственность по общим правилам советского гражданского права или на основе специальной нормы ст. 407 ГК, необходимо установить, связано ли действие, причинившее вред, с его гражданской или административной правоспособностью. Именно так и решает этот вопрос в своем постановлении от 10 июня 1943 г. «О судебной практике по искам из причинения вреда»[273] Пленум Верховного Суда СССР, когда он указывает, что по правилам ст. 407 ГК «подлежат разрешению иски, предъявленные к государственным учреждениям о возмещении за вред, причиненный неправильными служебными действиями должностных лиц в области административного управления» (курсив наш. – О. И.). «Ответственность за убытки, – говорится в том же постановлении, – причиненные действиями должностных лиц при выполнении ими хозяйственных или технических функций данного учреждения, определяется по общим правилам ст. 403 ГК РСФСР и соответствующих статей ГК других союзных республик» (курсив наш. – О. И.).

Между тем необходимой четкости в решении этого вопроса нет в практике не только низовых судебных органов, но и Верховного Суда СССР, что особенно ярко выражено в разрешении дел о возложении материальной ответственности на больничные учреждения. В одном из своих недавних определений (определение по делу № 03/514 по иску М. к больнице о возмещении вреда) ГСК Верховного Суда СССР освободила больницу от материальной ответственности за вред, причиненный в результате неправильного лечения, на том основании, что, будучи учреждением, больница могла бы, согласно ст. 407 ГК, отвечать лишь в случаях, прямо указанных в законе. Те же судебные органы, которые исходят в случаях привлечения к ответственности за причинение ущерба государственным учреждениям не из особенностей субъекта ответственности, а из характера совершенных действий, не считают иногда возможным возлагать на больницы ответственность по общим правилам ст. 403 ГК потому, что лечение безусловно не относится к разряду «хозяйственных» операций и его не всегда можно подвести под понятие «технические функции». Некоторые суды гор. Ленинграда в решениях, подтвержденных ГСК Верховного Суда РСФСР, находили выход в том, что объявили больничные учреждения источниками повышенной опасности, возложив на них ответственность за причиненный вред по правилам ст. 404 ГК.

В действительности же, употребляя в своем постановлении термины «хозяйственные» и «технические» функции, Пленум Верховного Суда СССР имел в виду более широкие понятия, а именно – действия, вытекающие из специальной гражданской правоспособности госоргана, в отличие от актов власти как действий, связанных с его административной правоспособностью. Эти критерии и должны быть положены в основу решения вопроса о том, когда надлежит привлекать к ответственности конкретного виновника или юридическое лицо, в каких случаях последнее должно отвечать на основе общих или специальных правил ответственности по советскому гражданскому праву.

Мы останавливались до сих пор лишь на характеристике значения, которое специальная правоспособность юридических лиц имеет для привлечения их к деликтной ответственности. В области договорных отношений тот же вопрос возникает в случаях, когда суду или арбитражу приходится устанавливать не ответственность за исполнение уже заключенного договора, а правомерность его заключения вообще.

Иногда считают, что действия, совершаемые в процессе заключения договоров, порождают ответственность деликтную, а не договорного характера, так как последняя возникает лишь при наличии определенных отношений между конкретными лицами, фактически отсутствующих до тех пор, пока договор не заключен. Однако, не говоря уже о планово-договорных обязательствах, в силу которых определенные отношения между конкретными лицами возникают на основе плана еще до заключения договора, даже и в применении к противозаконным договорам, в том числе к договорам, заключенным юридическими лицами в нарушение их специальной правоспособности, – подобный взгляд нельзя признать правильным. Разумеется, заключение противозаконных договоров есть деяние противоправное. Но это деяние совершается либо в ходе переговоров о заключении договора (обман, угроза, насилий), либо в результате его заключения (договоры, противные закону или плану, совершенные в обход закона или к явному ущербу для государства). Поэтому в процессе признания таких договоров недействительными ставятся и решаются вопросы, возникающие именно на почве договорного права: соблюдена ли установленная законом форма договора; были ли обман и угроза настолько существенными, чтобы побудить второго контрагента к заключению договора; не выходит ли цель данного конкретного договора за пределы целей, для достижения которых вообще могут заключаться договоры в нашей стране и т. п. Возврат имущества, переданного по такому договору, осуществляется вследствие признания договора недействительным, а не в силу норм о деликтной ответственности и не на основе особого виндикационного иска, так как к такому возврату принуждается зачастую и невиновное лицо (например, при двусторонней реституции), вне учета имеющих значение для виндикационного иска моментов добросовестности. Наконец, и возмещение убытков потерпевшему контрагенту производится по правилам договорного права с учетом любой степени им самим допущенной вины, а не на основе норм о деликтной ответственности, допускающих освобождение причинителя от обязанности возместить вред лишь при грубой неосторожности потерпевшего.

Безусловно, ответственность за заключение противозаконного договора отличается своими особенностями по сравнению с ответственностью за неисполнение законного договора в связи с тем, что она может выражаться иногда в такой особой санкции, как взыскание имущества одной или обеих сторон в доход государства. Однако эти особенности обусловлены не тем, что такая ответственность выходит за пределы договорной ответственности, а специфическим характером совершаемого при этом правонарушения, ущемляющего главным образом, а иногда