Избранные труды. Том I - Олимпиад Соломонович Иоффе

Практическая значимость в рассматриваемой области отношений принципа специальной правоспособности юридических лиц состоит в том, что последние могут заключать лишь такие договоры, которые необходимы для осуществления деятельности, прямо очерченной в уставе юридического лица или определенной общим образом в характере возложенных на него задач.

Договоры, заключенные в отступление от этого принципа, признаются недействительными как противоуставные или противоречащие общему целевому назначению данной организации.

В связи с тем, что деятельность социалистических организаций чрезвычайно многообразна и многогранна (она зачастую включает в себя, помимо основного профиля работы предприятия, производство цехов ширпотреба, культурно-бытовое обслуживание рабочих и служащих и т. п.), их контрагенты не всегда могут знать о нарушении принципа специальной правоспособности в данном конкретном договоре. Не дает ли это оснований признавать недействительными лишь такие договоры, которые существенно ущемляют указанный принцип? Поскольку в специальной правоспособности выражается плановая деятельность социалистических организаций, никакие отступления от нее, – все равно, существенные или несущественные, – недопустимы. «Круг сделок, которые вправе совершать организация, – указывает Д. М. Генкин, – не определяется каким-либо исчерпывающим перечнем и не ограничивается лишь теми сделками, которые являются основным содержанием деятельности этой организации. Организация может совершать самые разнообразные единичные сделки, но при условии, что эти сделки, сопутствующие основной деятельности организации, диктуются целью этой организации, установленной в ее уставе или в положении о ней».[274] Что же касается интересов контрагента, то они получают достаточную защиту в установившейся практике применения штрафных санкций за заключение и исполнение противозаконных договоров с обязательным учетом вины их участников.

Специальная правоспособность юридических лиц, нарушаемая заключением противоуставных договоров, должна быть защищена как от их контрагентов, так и от попыток самого юридического лица выйти за пределы его правоспособности. Вот почему и было признано неправильным постановление Пленума Верховного Суда РСФСР от 16 мая 1927 г., не допускавшее применения установленной ст. 147 ГК санкции к отношениям между хозорганами, а также между ними и кооперативно-колхозными организациями. В целях всемерного укрепления и охраны плановой и хозяйственно-финансовой дисциплины Пленум Верховного Суда СССР, отменив упомянутое постановление, разъяснил в своем постановлении от 16 июля 1939 г. судебным органам, что «ст. 147 ГК РСФСР и соответствующие статьи ГК других союзных республик должны применяться также к сделкам, по которым в качестве сторон выступают государственные или общественные учреждения или предприятия».[275]

При всей принципиальной правильности этого указания в целом оно нуждается, однако, в ряде уточнений, потребность в которых давно уже назрела в практике судебных и арбитражных органов. Достаточно сослаться, в частности, на судебную и административную практику по делам о признании недействительными противозаконных договоров, заключенных с колхозами, которая идет, как правило, по пути не изъятия колхозного имущества в доход государства, а возвращения его колхозам. Аналогично решаются в ряде случаев и другие дела по спорам между социалистическими организациями.

Приведем в качестве примера одно из дел, рассмотренных Ленинградским городским арбитражем. Главный инженер одного из государственных предприятий добился заключения от имени предприятия договора с промысловой артелью на изготовление измерительных инструментов, несмотря на то, что выполнение таких работ не входило в уставную деятельность артели. Часть выполненных артелью работ была заказчиком забракована, в связи с чем и возник гражданский спор. В ходе арбитражного рассмотрения дела было установлено, что главный инженер упомянутого предприятия работал также и в качестве консультанта в артели, причем, в соответствии с состоявшимся между ними соглашением, размер вознаграждения исчислялся для инженера в виде процента от стоимости продукции, в связи с производством которой он давал артели техническую консультацию.

Этим, собственно, и было вызвано заключение по инициативе главного инженера государственного предприятия противоуставного договора с промысловой артелью.

Арбитраж допустил ошибку в квалификации данного договора, признав его недействительным как заключенного с явным ущербом для государства.

Но независимо от этого перед арбитражем возник также вопрос о судьбе имущества, переданного контрагентами в порядке исполнения договора друг другу. Допустимо ли здесь применение санкции ст. 147 ГК в отношении обоих контрагентов, в том числе и по отношению к государственному предприятию?

В делах подобного рода необходимо, на наш взгляд, различать две возможные ситуации. Противоуставные, как и вообще противозаконные договоры, могут заключаться вследствие того, что те или иные должностные лица организаций пытаются незаконным способом удовлетворить интересы самих этих организаций. В таких случаях к данной организации должна быть применена санкция ст. 147 ГК, так как здесь перед нами деятельность самого юридического лица, вышедшая, однако, за пределы его специальной правоспособности или вообще нарушающая нормы советского договорного права. Но противоуставные, а также другие противозаконные договоры иногда заключаются в целях наживы отдельных лиц или в иных целях, связанных с нанесением вреда самой организации, от имени которой договор заключен, как это, например, выявилось в практике послевоенных лет по гражданским колхозным делам. Такие договоры не выражают деятельности юридического лица, а, напротив, само юридическое лицо должно быть защищено от их совершения при помощи мер уголовной, материальной и иной ответственности, возлагаемой на конкретных виновников. Применять и в этих случаях к социалистической организации санкцию ст. 147 ГК – значит лишить правовой защиты те конкретные интересы, ввиду которых соответствующие договоры признаются по закону недействительными.

Поэтому, признавая недействительными договоры, заключенные в ущерб интересам колхозов, суды во всех случаях принимают решения о возврате колхозам принадлежащего им имущества или о компенсации стоимости последнего. В том же плане соответствующим изменениям должно подвергнуться и цитированное выше постановление Пленума Верховного Суда СССР от 16 июля 1939 г.

Не менее спорным является и вопрос о том, подлежит ли применению санкция ст. 147 ГК к уже исполненным или также к заключенным, но еще не подвергшимся исполнению противозаконным договорам.

В ряде судебных решений последнего времени дается распространительное толкование ст. 147 ГК с тем, что в доход государства взыскивается не только переданное, но и подлежащее передаче по противозаконному договору имущество.[276] Допустимо ли, однако, превращение подобного толкования ст. 147 ГК в общее правило, особенно в применении к договорным отношениям между социалистическими организациями? Из-под действия этого правила следовало бы прежде всего полностью исключить договоры, в которых ни одна из сторон не успела еще произвести исполнение, так как в противном случае у контрагентов по противозаконному договору отпал бы стимул к его неисполнению.[277] Остаются, следовательно, лишь такие противозаконные договоры, в которых одна сторона, получив исполнение от своего контрагента, уклоняется от представления ему встречного удовлетворения. Чаще всего в таком положении оказывается плательщик, а не контрагент, обязавшийся предоставить по договору имущество, так как, согласно существующим правилам расчетов между социалистическими организациями, деньги обычно уплачиваются против сданной продукции. В этих условиях нет препятствий ко взысканию в доход государства как полученного плательщиком имущества, так и денежной суммы, которую он обязался уплатить своему контрагенту. Но иногда вследствие либо нарушения действующих расчетных правил, либо производства в одногородних отношениях расчетов по платежному поручению плательщика исполнившим договор оказывается именно плательщик, между тем как второй контрагент уклоняется от передачи обусловленного по договору имущества.

А. В. Венедиктов полагает, что и в этих случаях, с учетом особой злостности контрагента, к нему должна быть применена санкция ст. 147 ГК РСФСР.[278] Но дело в том, что контрагент, заключивший противозаконный договор, уже допустил особую злостность, тем более что судебная практика исходит из общего правила о применимости санкции ст. 147 ГК лишь к виновным участникам противозаконных договоров. Поэтому критерий, предложенный А. В. Венедиктовым (особая злостность), едва ли может иметь практическое значение, так как с этой точки зрения имущество контрагента, не успевшего исполнить противозаконный договор, во всех случаях подлежало бы изъятию в доход государства. В действительности же решение вопроса зависит от характера самого имущества. Если таковым является излишнее оборудование или непланируемые материалы, они подлежат изъятию в доход государства в виде санкции за правонарушение. Применение того же порядка к действующему оборудованию или к фондируемым и планируемым материалам могло бы вызвать прорывы в плановой деятельности социалистической хозяйственной организации. В таких случаях целесообразнее вести борьбу с противозаконными договорами не при помощи санкции ст. 147 ГК, а методами дисциплинарной и уголовной ответственности, применяемыми к конкретным виновникам.

Противозаконные сделки, заключаемые иногда юридическими лицами, являются одной из наиболее опасных форм нарушения плановой и финансово-хозяйственной дисциплины. Особое место среди них занимают сделки, заключенные в нарушение принципа специальной