Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

роли, какую назначил ему Бог. Исходя отсюда, Лютер приобрел радостность и доверие к земным установлениям, контрастирующие с его прежним враждебным миру настроением и действительно победившие его. Он решительно заявляет, что все состояния — власть, брак и т. д., кончая положением слуг и служанок, являются угодными Богу и потому истинно духовными состояниями, в которых следует служить Богу: верная служанка стоит выше, чем созерцательный монах. Христиане не должны изощряться в искании новых путей, но проявлять терпение и любовь к ближним, каждый в своем призвании. Отсюда получается у него представление о самостоятельном праве на существование всех мирских учреждений и поприщ: они не только терпимы, они не от церкви получают нечто подобное праву на существование, — нет, они имеют на него право сами по себе и представляют обширную область, в которой христианин должен проявлять свою веру и любовь; их надо уважать даже там, где Божие откровение в Евангелии еще совершенно неизвестно.

Таким образом, тот самый человек, который по своим личным склонностям ничего от мира не требовал и в душе которого жила только забота о вечности, освободил человечество от гнета аскезы. Этим он в полном смысле слова положил начало жизни нового времени; он снова дал ей независимость по отношению к миру и чистую совесть при всякой земной работе. Этот плод достался ему не потому, чтобы он секуляризировал религию, но потому, что он так серьезно и глубоко понял ее: она должна все собою проникать, оставаясь сама свободна от всего внешнего.

ЛЕКЦИЯ ШЕСТНАДЦАТАЯ

Часто ставился вопрос, была ли реформация делом немецкого духа, и если да, то в какой степени. Я не могу здесь касаться этой сложной проблемы; мне кажется, однако, очевидным, что решающее религиозное переживание Лютера нельзя ставить в связь с его национальностью, но что выводы, которые он из него сделал, как положительные, так и отрицательные, обличают в нем немца и принадлежат истории Германии.

С того момента, когда немцы стали пытаться действительно освоиться с переданной им религией, — а это началось только с XIII века — они начали подготовлять и реформацию. И подобно тому, как восточное христианство по праву называют греческим, средневековое западное — римским, так реформационное можно назвать германским, несмотря на Кальвина, так как он был учеником Лютера, и влияние его было наиболее сильно не среди романцев, а среди англичан, шотландцев и нидерландцев. Немцы понимают под реформацией стадию во всеобщей истории церкви; о славянах, однако, этого сказать нельзя.

Отказ от аскезы, которая никогда не была для немцев таким безусловным идеалом, как для других народов, и протест против религии как внешнего авторитета, могут быть объяснены как из Павлова Евангелия, так и из немецкого духа. Теплоту и сердечность Лютера в проповеди и его прямодушие в полемике немецкая нация также признала раскрытием своей собственной души.

Мы коснулись в предыдущей лекции главных областей; в которых Лютер заявил настойчивый и важный по последствиям протест. Я мог бы прибавить еще многое, — например, возражения, направленные им, в особенности в начале его реформаторской деятельности, против всей догматической терминологии, ее формул и выражений ее учения. Одним словом, он протестовал потому, что хотел вернуть людям христианскую религию в ее чистом виде, без священства и жертв, без внешних авторитетов и законов, без священных церемоний, без всех тех цепей, которыми хотели связать между собою здешний и потусторонний мир. При таком взгляде на нее реформация идет не только дальше XI века, не только дальше IV или II, но к началу самой религии. Сама того не зная, она изменила и устранила даже такие формы, которые уже существовали в апостольское время; так, в дисциплине — пост, в администрации — епископов и диаконов, в учении — хилиазм и т. д.

Но как же теперь представляется новое создание как целое, после его преобразования реформацией и революцией, в его отношении к Евангелию? Можно сказать, что в четырех главных пунктах, выдвинутых нами в предыдущей лекции, идеал Евангелия, действительно, был снова достигнут — в глубине и духовности, в основной идее милостивого Бога, в служении Богу в духе и истине и в представлении о церкви как об общине, объединенной верой. Должен ли я доказывать это по пунктам, или мы усомнимся в этом убеждении только потому, что христианин в XVI и XIX веках выглядит все-таки иначе, чем в первом? А что глубина и индивидуализм, развернувшиеся благодаря реформации, соответствуют особенностям Евангелия, несомненно.

Затем, учение Лютера об оправдании передает не только идею Павла, несмотря на некоторые различия, но точно совпадает по цели и с проповедью Иисуса. Сознавать Бога, как отца, иметь Бога милостивого, надеяться на Его промысел и благодать, верить в прощение грехов — это является решающим и там и здесь. Даже в мрачное время лютеранской ортодоксии Павел Гергардт в своих песнях «Если Бог за меня, то пусть все идет против меня», «Поручай свои пути» (Befiehl du deine Wege) и др. сумел дать такое прекрасное выражение этому основному евангелическому убеждению, что видно, насколько прочно оно пронизало собою протестантизм.

Далее: истинное богослужение не должно быть ничем иным, кроме признания Бога в прославлении и в молитве, и служение ближнему является также служением Богу, — это взято непосредственно из Евангелия и из согласующихся с ним наставлений Павла. Наконец: истинная церковь объединяется Святым Духом и верой, она является духовной общиной братьев и сестер — это убеждение стоит на одной высоте с Евангелием и совершенно ясно высказано Павлом. Поскольку реформация восстановила все это и признала Христа единственным искупителем, она может называться евангелической в самом строгом смысле слова, и поскольку эти убеждения, несмотря на все ограничения и наслоения, являются и до сих пор руководящими в протестантских церквах, и они могут с полным правом называть себя евангелическими.

Но то, что было здесь достигнуто, имело и свою темную сторону. Когда мы задаем вопрос, чего стоила нам реформация, и в какой мере она провела свои принципы, эта темная сторона явственно выступает перед нами.

1. Даром в истории ничего не достается, и насильственное движение должно быть оплачено вдвойне. Чего же стоила нам реформация?

Я не буду говорить о том, что единство западной культуры было нарушено тем, что реформация была принята только одной частью западной Европы, так как разнородность и свобода дальнейшего развития принесла нам большую выгоду. Но необходимость устраивать новые церкви, как церкви государственные, имела очень тяжелые последствия.

Правда, церковное