Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

Премьера картины состоялась в марте 1962 года. И тут же на создателей фильма в инстанции поступила жалоба: мол, как киношники посмели подлинные имена героев заменить вымышленными? Вся дирекция 3-го творческого объединения «Мосфильма» потом несколько месяцев отписывалась в ЦК и прочие ведомства, объясняя начальству разницу между историческими фактами и художественным воображением мастеров.

Габай рассчитывал после премьеры своего фильма о героизме четырёх солдат получить какую-нибудь награду. Ему это надо было не для того, чтобы потешить своё тщеславие, а чтобы закрепиться в киношном мире (ибо на «Мосфильме» он продолжал считаться чужаком). Но поскольку политическая погода постоянно менялась, наши отношения с Америкой то теплели, то вновь охлаждались, а соответственно в инстанциях менялись и трактовки участия американцев в спасении четырёх дрейфовавших в океане советских солдат.

Бондарев летом 1962 года организовал Габаю встречу с членами худсовета 6-го объединения писателей и киноработников. Он попросил коллег помочь Габаю с выбором новой работы. Коллеги сразу набросали кучу идей для сценария, по которому Габай мог бы снять очередной фильм. Но возник вопрос: кто бы эти идеи мог воплотить непосредственно в сценарий? Кто-то назвал Михаила Львовского, который сочинил песню для фильма «49 дней». Это действительно был талантливый человек, но Бондарев резонно спросил: а что все будут делать, если Львовский откажется? И сразу установилась тишина. Никто из тех писателей, кто присутствовал на худсовете, браться за совместную работу с Габаем желания не изъявил.

И лишь позднее Габаю сделали одолжение – дали для нового фильма сценарий Михаила Шатрова «Именем революции». Он и другие сценарии для экранизаций получал со скрипом. За годы сотрудничества с «Мосфильмом» режиссёр громкого имени в киношном мире так и не приобрёл, и это его сильно задевало. В 1972 году Габай решился на эмиграцию с семьёй в Израиль. Когда он уехал из Союза, все его фильмы, в том числе и «49 дней» с проката сняли, а самого режиссёра напрочь забыли.

Всё могло бы измениться в 1990-е годы. Наверное, Бондарев что-то мог предпринять для возвращения на экран фильма «49 дней», но не стал. А почему – осталось загадкой.

Воздух эпохи

Когда Юрий Бондарев весной 1959 года согласился возглавить отдел русской литературы «Литературной газеты», он ещё не совсем понимал, как будет сочетать ежедневные походы в редакцию с работой над своим первым романом «Тишина». А у него тогда были не только идеи новой книги. Писатель уже сделал первые наброски. Более того, он уже подыскивал издание, которое бы приняло его будущую рукопись.

К слову: на этом этапе Бондарев уже не собирался продолжать сотрудничество с «Молодой гвардией». Он окончательно разочаровался в тогдашнем главреде этого журнала Илье Котенко. В «Знамя» писатель тоже соваться не хотел: в нём продолжала говорить обида, ведь там в своё время отказались печатать первую его армейскую повесть «Юность командиров». «Москва» же сильно смущала Бондарева уклоном в ортодоксальность, который усилился там при новом главреде Евгении Поповкине.

Оставались ещё три журнала: «Дружба народов», «Новый мир» и «Октябрь», а также два ленинградских издания, «Звезда» и «Нева». И все имели свои плюсы и минусы. К примеру, за «Октябрь» говорило хотя бы уже то, что туда в качестве главреда новь вернулся Фёдор Панфёров, который благоволил Бондареву ещё с той поры, когда тот учился в Литинституте.

Тут надо сказать, что пережитая Панфёровым в середине 1950-х годов опала очень многому его научила. Он стал более терпим к чужим мнениям. Старый мастер понял, что на одних лакировщиках литература долго не продержится, и взял курс на поддержку талантливой молодёжи с разными взглядами. Мало кто знал, что Панфёров после возвращения в «Октябрь» уцепился за Евгения Евтушенко и Юрия Казакова. «Вы, – писал ему Казаков 4 августа 1959 года, – по настоящему помогли мне в самую мою злую, трудную минуту – и это не забудется. Мне особенно радостно, что рассказ (речь шла о рассказе „Трали-вали“, напечатанном в июльском номере „Октября“ под названием „Отщепенец“. – В. О.) все хвалят, меня поддерживают, и выходит, что я уже как-то отблагодарил Вас как редактора. Мне было бы худо, если бы рассказа не заметили» (РГАЛИ. Ф. 1128. Оп. 2. Д. 205. Л. 1). Здесь можно вспомнить, как весной 1959 года на Казакова публично набросился руководитель недавно созданного Союза писателей России Леонид Соболев. А все знали, что Соболев пользовался поддержкой самого Никиты Хрущёва, поэтому боялись с ним связываться, и только старый Панфёров так же публично осмелился протянуть молодому Казакову руку помощи.

Однако Бондарев подался не в «Октябрь» к Панфёрову, а в «Новый мир» к Твардовскому. Почему? У него уже имелись какие-то отношения со знаменитым поэтом и видным литсановником?

Отношения имелись, но скорее шапочные: несколько раз пересекались на каких-то общеписательских собраниях и заседаниях. На тот момент из всех бывших студенческих приятелей Бондарева к Твардовскому ближе всех приблизился один лишь Владимир Тендряков. Но он к концу 1950-х годов ещё не набрал того веса, чтобы лично кого-то Твардовскому рекомендовать и за кого-то биться (кто бы его самого тогда защитил от нападок пытавшегося всё и вся решать партаппарата?).

Тут имели место другие соображения. Бондарев уже в ту пору отличался амбициями. Он не желал мелькать абы где – ему хотелось печататься в самых популярных изданиях. А из «толстяков» тогда наибольший авторитет имел именно «Новый мир». Разве не там впервые появился шумный роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым»? Этой книгой зачитывалась, к неудовольствию Хрущёва, вся страна. Потом имевшего нюх на читабельные вещи Константина Симонова сменил Твардовский. Но и он сразу всем дал понять, что планку в «Новом мире» не только сохранит, но и повысит.

Через кого же Бондарев надумал действовать? Первым делом он вспомнил Евгения Герасимова, которого Твардовский почти сразу после своего второго прихода в «Новый мир» назначил новым заведующим отделом прозы журнала. Вряд ли поэт когда-либо был очарован талантом этого литератора. Герасимов никогда звёзд неба не хватал (да, кажется, и не претендовал на лидерство), а лишь создавал фон, на котором впоследствии должны были заблистать светила. Но у него имелись другие нужные Твардовскому качества: Герасимов слыл хорошим редактором, он умел отбирать многообещавшие рукописи и доводить их до ума. А проявились эти способности в начале 1950-х годов в Воениздате, где он служил в редакции прозы. К слову: Бондарев ещё студентом не раз захаживал к Герасимову в Воениздат в надежде пробить через него