Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

книгу своих рассказов и как-то сочинил для журнала «Смена» заметку на одну из его повестушек «Товарищи из одной школы». «Книга, – писал он, – оставляет хорошее, цельное впечатление» (Смена. 1952. № 8. С. 23).

Герасимов, когда узнал о планах Бондарева, предложил ему принести в «Новый мир» заявку. 10 апреля 1959 года писатель на одну страничку набросал своё заявление. Он сообщил «новомирцам»:

«Роман, над которым я сейчас работаю, является по времени как бы продолжением моих повестей о войне „Батальоны просят огня“ и „Последние залпы“. Т. е. действие романа начинается через год после окончания войны, с момента возвращения фронтовиков домой, роман должен закончиться 57 годом.

Мне хочется показать судьбы нескольких молодых людей, прошедших войну и через многие серьёзные испытания поствоенного времени.

Мне хочется показать главным образом молодую интеллигенцию (студентов, преподавателей) и горняков в борьбе и поисках.

Действие в основном развёртывается в Москве и на шахте в Казахстане.

Роман думаю закончить через полтора года.

Объём 18–20 п.л.» (РГАЛИ. Ф. 2810. Оп. 2. Д. 263. Л. 6).

Сразу оговорю: я нашёл эту заявку в РГАЛИ не в фонде «Нового мира», а в фонде литератора Александра Письменного, чья жена Наталия Бианки много лет работала заведующей этого журнала. На полях заявки осталась чья-то помета: «Современный роман». Что это могло означать? Только одно. У всех журналов всегда были проблемы с рукописями на современные темы. А власть требовала от редакторов прежде всего именно современности. Тут же журналу не просто сам в руки плыл современный роман. Важно было и то, кто собрался писать. Имя Бондарева гарантировало, что это в любом случае не будет графоманией.

Однако газетная текучка на какое-то время оторвала Бондарева от романа. Он надеялся вернуться к нему в отпуске. «С 17 сент‹ября› по 12 окт‹ября›, – сообщил писатель 5 сентября 1959 года своему товарищу Константину Воробьёву, – уезжаю отдыхать на Кавказ. После этого беру творческий отпуск и сажусь за романище» (РГАЛИ. Ф. 3146. Оп. 1. Д. 116. Л. 4 об.).

Более подробно о своём замысле и о том, что уже удалось реализовать, Бондарев рассказал в конце того же года на страницах журнала «Вопросы литературы». «Сейчас, – признался он, – работаю над новым романом „Тишина“. Этот роман охватывает период с 1945 по 1957 г. Несколько трудно рассказывать такие вещи подробно, но когда я пишу, мне обязательно требуется дать воздух эпохи. 1949 год был годом со своим воздухом, своими настроениями, своим пейзажем. 1946 год – тоже. И тут я несколько ушёл от установленного для себя правила, взял несколько шире, и это меня очень волнует. Очевидно, когда буду переписывать, придётся ужимать. Я серьёзно убеждён, что наше время – время коротких повестей. У меня сейчас роман на 20 листов. Мне кажется, что он должен быть короче, я очень хотел бы довести его до 15-ти листов» («Вопросы литературы». 1959. № 11. С. 32).

К слову: в эту книгу он намеревался включить, но уже в переработанном виде, куски из своей студенческой незавершённой повести о шахтёрах.

Поначалу Бондарев собирался назвать свой роман «Точка опоры». Уже в начале 1970-х годов он рассказал критику Ивану Козлову: «Название „Тишина“ пришло не сразу, хотя, казалось бы, именно это слово наиболее полно выражает мысль вещи. В рукописи роман озаглавливался прямолинейно и скучно – „Точка опоры“. Заглавие это лишено эмоциональной окраски, оно не несло в себе никаких ассоциаций. Поэтому было мертво и серо, и вместе с тем в нём сквозила заёмная претензия. Вообще называние книги – одно из тягостных звеньев поиска. Ведь первое ощущение ещё не раскрытой вещи возникает в душе читателя от заглавия на обложке» («Литературная газета». 1972. 1 ноября).

Черновой вариант романа у Бондарева оформился, видимо, в конце 1960 года. Во всяком случае, писателю уже было не стыдно показывать какие-то главы коллегам. Тогда же к нему пришла мысль напечатать несколько фрагментов в газетах, и он три главы предложил газете «Литература и жизнь» и один кусок «Литературке». Коллеги остались довольны. «Это, – заявил 3 января 1961 года на летучке в „ЛГ“ обозреватель новогоднего номера газеты Владимир Стеценко, – настоящая густая проза». Стеценко потом добавил: «Мне кажется, что это будет сложный, интересный роман, где перед человеком стоит большая нравственная задача, где молодой человек, возвратившись из войны, приходит в жизнь, где должны быть уже совершенно другие решения, и не менее тяжёлые, чем, может быть, на войне» (РГАЛИ. Ф. 634. Оп. 5. Д. 4. Л. 3).

Со Стеценко полностью был согласен журналист-международник Борис Леонтьев. «И разумеется, – высказал он своё мнение, – очень высокую оценку надо подтвердить отрывку из нового произведения т. Бондарева. Это действительно литература хорошая, очень хороший отрывок, и очень правильно мы поступили, что не постеснялись такого большого размера и дали этот отрывок в новогоднем номере» (РГАЛИ. Ф. 634. Оп. 5. Д. 4. Л. 21).

Бондарева такие оценки очень окрылили, но он понимал, что ещё не всё у него получилось. Текст требовал шлифовки. А когда этим было заняться? Газетная текучка отнимала у него много сил, а тут ещё внутри редакции участились склоки. Влезать в них писатель не хотел и в феврале 1961 года попросил перевести его из штатных в свободные члены редколлегии «Литгазеты» с тем, чтобы не заниматься больше заказами статей, планированием номеров, вёрстками и не пропадать сутками на дежурствах в типографии.

Бразды правления разделом русской литературы Бондарев, как уже говорилось, передал своему бывшему заместителю Феликсу Кузнецову, а на освободившееся место порекомендовал взять из МГУ Владимира Лакшина. Важная деталь: человеческие отношения у него при этом сложились не с преемником, а с новичком – Лакшиным. Писатель сразу оценил его ум, проницательность и тонкое понимание литературы. Неслучайно из всех сотрудников редакции он только ему подробно рассказывал о своих творческих замыслах и только его допускал в свою творческую лабораторию.

20 апреля 1961 года Лакшин записал в свой дневник:

«Говорил с Ю. Бондаревым. Он рассказывал о романе „Тишина“, который хочет печатать в „Новом мире“. Говорит – дело идёт к концу, написал 380 страниц, осталось страниц сто. Затрудняется, чем кончить. У героя должны арестовать отца, его гонят из института, и он едет на какую-то шахту в Казахстан. Там секретарь райкома с ним поговорил и вдруг в него поверил.

Я не выразил энтузиазма, услышав о таком конце. Бондарев почуял это и сказал, что сам ещё не решил, чем кончить, – может быть, просто уходом героя из института. Но сам Юра был когда-то на шахте, ему хочется