Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

об этом написать. Может быть, это будет 2-я книга, продолжение. Хотя тут же оговорился, что тащить героя в следующую книгу не любит. Смысл его романа: два человека, подлец и хороший человек, но никто не побеждает: и подлец остаётся, и хороший».

Закончив в начале лета 1961 года отделку своего первого романа, Бондарев сразу помчался в «Новый мир». Нельзя утверждать, будто Твардовский день и ночь ожидал эту рукопись, хотя – повторю – роман о современности был для него далеко не лишним. У него был уже свой круг авторов, и он был заинтересован в первую очередь в новых вещах Александра Бека, Владимира Дудинцева, Вениамина Каверина, Александра Крона, Виктора Некрасова, Константина Паустовского, Ильи Эренбурга и некоторых других писателей из своего поколения. Во-первых, он всех их близко знал и ценил. Во-вторых, во многом именно эти имена делали тираж журнала. Из более молодых ему нравился Владимир Тендряков. А Бондарев? Скорее всего, Твардовский воспринимал Бондарева, вместе с Вилем Липатовым и Владимиром Войновичем, как некую производственную необходимость. Эти писатели, видимо, должны были как бы закрыть в «Новом мире» архинужную тему современности.

Тут ещё надо учитывать такой нюанс. Когда Бондарев стал работать в «Литгазете», это издание резко изменило отношение к «Новому миру». До этого журнал там только ругали, да ещё как – эхо этой ругани разносилось по всей стране. А Твардовскому очень хотелось, чтобы о «Новом мире» и его авторах везде и всюду говорилось и писалось только в восторженных тонах. Бондарев это быстро уловил, и «Литгазета» при нём старалась только хвалить «Новый мир» (к слову, о высоко ценимой Твардовским Ольге Берггольц он потом сам написал для «Литературки» хвалебные заметки). Неудивительно, что Твардовский считал себя в чём-то обязанным Бондареву.

В редакции «Нового мира» рукопись «Тишины» сразу пустили по привычному кругу: роман передали на чтение рабочим членам редколлегии. Каждый из этих членов должен был письменно представить своё заключение – хотя бы в один абзац. На тот момент в редакции существовали две группировки. Одна – её представляли замглавреда критик Александр Дементьев и ответсекретарь Борис Закс – стояла на охранительных позициях. Другую возглавлял второй замглавреда Алексей Кондратович, который придерживался умеренно прогрессистской линии.

Бондарев опасался, как бы Дементьев с Заксом не зарубили его роман. Пока я не нашёл в архиве их отзывы, а хотелось бы узнать, как они оценили «Тишину». Но мне попалось заключение заведующего отделом прозы «Нового мира» Евгения Герасимова. Повторю: это был прозаик весьма средней руки, да и со вкусом у него имелись проблемы Всё, что не вписывалось в рамки кондового реализма, им сразу с порога категорически отвергалось. Это ведь Герасимов поставил в «Новом мире» шлагбаум перед Виктором Конецким и Ридом Грачёвым. Я много раз в последние двадцать лет говорил о нём с вдовой Лакшина Светланой Николаевной, которая всегда близко к сердцу принимала всё, что касалось её мужа и «Нового мира». Она считала, что Герасимов был очень нужен Твардовскому как некий противовес Дементьеву и Заксу. Возможно, что так оно и было.

9 июля 1961 года Герасимов дал о «Тишине» своё заключение.

«Новый роман Ю. Бондарева, – отметил он в своём отзыве, – возвращает нас к тому рецидиву 1937 г., который был вызван обострением болезненной подозрительности Сталина в последние годы его жизни. Пафос автора в идейной стойкости, в непримиримости к злу гл. героя романа, олицетворяющего основные массы молодых коммунистов, прошедших горнило войны.

Роман написан драматично, сильным, но грубоватым пером, без того, что принято называть подтекстом. Характеры его не являются большими открытиями, но они жизненны и, за исключением героини – Нины, – весьма определённы, объёмны.

Любовная ситуация романа – Нина и Сергей в их взаимоотношениях – менее всего удались Ю. Бондареву. Это тривиально. Тут необходимы подчистки и сокращения.

Концовка – письмо отца – слишком голая, декларативна. Её нужно расширить путём введения деталей, которые придадут ей более интимный характер.

Грубоватость пера Ю. Бондарева неустранима – это его стиль. Так как роман талантлив, с его недостатками – теми, что нельзя устранить – можно примириться. Но относительно концовки и любовной линии автор согласен подумать и поработать.

Я за то, чтобы принять роман к опубликованию в первых номерах будущего года» (РГАЛИ. Ф. 1702. Оп. 9. Д. 62. Л. 9).

Второй экземпляр своего заключения Герасимов передал редакционному начальству. На нём сохранилась помета Твардовского:

«Согласен. Но случаен ли такой конец? И каким же он может быть, если не забыть из данного содержания романа?

Плохо написан „космополитизм“.

А. Т.»

Уже спустя несколько десятилетий после «новомирской» публикации «Тишины» Бондарев посвятил Твардовскому одно из «Мгновений». Он рассказал о первой реакции поэта на рукопись его романа. «Тогда, в редакции, – вспоминал писатель в своей миниатюре „Разговоры с Твардовским“, – он хвалил мои военные повести и как-то непоследовательно поругивал „Тишину“, не совсем понятно, почему раздражённый сценой ареста („Вы пишете не о тридцать седьмом годе, а о сорок девятом, такого не было“) и недовольный „постельными сценами“ в романе („Зачем вы разрушаете русский реализм?“). В общем, у него было впечатление, что „Тишину“ я сочинил после первых повестей, следуя успеху, слишком быстро: литературную торопливость он терпеть не мог. Я объяснил, что работал над романом три года, и запальчиво не согласился с его претензиями к любовной коллизии (Сергей – Нина, Ася – Константин) и особенно с его утверждением, что на дворе в сорок девятом году другие были времена, поэтому „трагическая история тридцатых годов не могла произойти с отцом Сергея Вохминцева“. И сразу моё несогласие ещё больше раздражило его. Он стал говорить горячее, я тоже начал горячиться, и чем упрямее возражал, тем яснее становилось мне – роман из редакции я, конечно, возьму… Но когда кончился наш накалённый разговор, он встал, начал надевать плащ, потом несколько смущённо повернулся от вешалки, протянул руку, прощаясь, сказал: „Я подумаю ещё. И вы подумайте. Может быть, завтра я возьму все свои замечания обратно. В вашем романе есть блистательные сцены, о которых я не говорил“. В редакции мне сказали, что он бывает резковат и груб с авторами, но со мной, оказывается, разговаривал вежливей, чем даже с одним постоянным автором журнала, известнейшим мастером прозы. По этой причине у всех моих защитников романа в журнале осталось благостное впечатление от моей встречи с главным редактором» («Ну, всё в порядке»)(Бондарев Ю. Горький пот войны. М., 2020. С. 48–49).

В отделе прозы журнала «Тишину» стала готовить