Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

графом Ричмондом скучнейший тип, представлен с некоторым сочувствием, а Клеопатра красивее своего прообраза. Стейси Шифф в биографии египетской царицы заявляет, что воспринимать ее изображение Шекспиром как реальное “все равно что принимать слова [актера] Джорджа К. Скотта за слова [генерала] Паттона”… Впрочем, ниже она добавляет: “В том, что мы не знаем настоящую Клеопатру VII, Шекспир повинен не больше, чем александрийская влажность, римская пропаганда и сияющие фиалковые глаза Элизабет Тейлор”[317]. Опять же Марк Антоний – не пьяница и грубиян из исторических свидетельств, но в целом образы в пьесах вполне соответствуют дошедшим до нас материалам. Порой, конечно, Шекспир своевольно исправляет и Холиншеда, и Плутарха, меняя возраст персонажей, их родословные, семейные обстоятельства и отношения – ему важно раздобыть в своих источниках нужные сюжеты. Генри Перси, в описываемое время давно миновавший средний возраст, выведен в “Ричарде II” и “Генрихе IV” молодым человеком, а королева Изабелла из “Ричарда II” изображена зрелой женщиной, хотя в действительности ей было тогда одиннадцать лет.

Прекрасный пример тут нам дает “Ричард III”. У Шекспира король физически неполноценен (“Уродлив, исковеркан и до срока // Я послан в мир живой; я недоделан”[318]), абсолютное воплощение злобной тирании, он уподобляется псу, вепрю, жабе, пауку, чудовищному василиску и, наконец, безобразному обрубку. Несмотря на множество действующих лиц, пьеса не имеет побочных сюжетных линий, она целиком о великом узурпаторе. На сцене – череда смертей: Ричард не только убивает Генриха VI, Эдуарда, Уильяма, лорда Гастингса и (чем особенно прославился) двух малолетних племянников, но и губит собственного брата, а в довершение всего отравляет жену, чтобы жениться на племяннице. Шекспир рисует Ричарда красками даже более мрачными, чем Холиншед и другие авторы (например, Полидор Вергилий в своей “Истории Англии” 1534 года скорее оправдывает короля), и прямо возлагает на него вину в гибели принцев.

Более трехсот пятидесяти лет эта версия событий занимала воображение публики (как и Война Алой и Белой розы, длившаяся с 1399 по 1487 год и представленная Шекспиром как время непрекращающихся кровавых усобиц, что неверно). Другие авторы подхватили шекспировское изображение убийцы-узурпатора, и в “Посмертных записках Пиквикского клуба” балагур-кокни Сэм Уэллер (прославивший Диккенса персонаж) подытоживает: “Сперва дело, потом удовольствие, как говорил король Ричард Третий, когда заколол другого короля в Тауэре, раньше чем придушить детей”[319]. И не важно, что в пьесе Ричард убивает Сомерсета (в действительности Ричарду тогда было три года), – всякая интерпретация, отклонявшаяся от образа злобного горбуна, сильно рисковала. (Во время Второй мировой войны, когда Европу терзал нацистский кошмар, английский актер и театральный менеджер Дональд Вулфит в спектаклях о Ричарде III подражал Гитлеру.)

В 1951 году Джозефина Тэй, шотландский автор детективов, напечатала “Дочь времени”. Герой книги инспектор Алан Грант заинтересовался портретом Ричарда, с виду человека мягкого и доброго. Почему все столько веков уверены в том, что он убил племянников? Грант, выражая мнение Тэй, выясняет, что в исторических документах нет никаких прямых доказательств коварства Ричарда. Елизавета Вудвиль, мать принцев, до его смерти оставалась с ним в добрых отношениях. Более того, из убийства детей Ричард не мог извлечь никакой политической выгоды. Он был законным монархом. Принцы представляли опасность скорее для его преемника Генриха VII. Нет никаких данных, что принцев не было в Тауэре, когда власть перешла к Генриху. (Летом 2016 года, получив новые данные по зубам, ученые установили, что у Ричарда и принцев разные геномы, и, значит, причин убивать у него было еще меньше.) Грант приходит к выводу, что виновность Ричарда – выдумка Шекспира, как и изображение короля горбуном, нередко с отсохшей рукой. Это все сконструированные мифы, заключает он (справедливости ради отметим, что Хорас Уолпол высказывал нечто подобное еще в 1768 году – у Ричарда было много защитников). Впрочем, Тюдоры позаботились, чтобы удобная им версия о кровожадном Платагенете преобладала.

Историк Элисон Уир выявила ряд недостатков в этой аргументации, указав, что Тэй не была знакома с некоторыми источниками, тогда еще не опубликованными[320]. (Так, теперь факт убийства Гастингса установлен достоверно.) Так или иначе, описание Ричарда не во всем верно. Когда в 2011 году был обнаружен скелет короля в дубовом гробу с вырезанной на нем розой Йорков (в Лейстере – сейчас там муниципальная парковка, – в 32 километрах от места сражения, в котором он погиб), стало совершенно ясно, что Ричард и в самом деле был деформирован – но из‐за того, что в отрочестве страдал тяжелым сколиозом. Шекспир исказил факты, чтобы показать своего злодея в гротескном свете[321], представив физические недостатки Ричарда отражением его извращенности. Но все же героическая гибель Ричарда и схематичный портрет Генриха, графа Ричмонда, позволяют зрителям унести с собой со спектакля некоторую симпатию к горбуну[322]. “Что‐то в нас, – признается Стивен Гринблат, – наслаждается каждой минутой его ужасного пути к власти”[323]. К моменту смерти Шекспира “Ричард III” продавался лучше, чем все остальные его пьесы.

И все же: почему Шекспир изложил историю Ричарда именно так? С одной стороны, очевидно, что ему было важно сплести увлекательный рассказ – недаром он даже не упоминает такие важные события, как восстание Уота Тайлера (1381) в “Ричарде II” или подписание Великой хартии вольностей в “Короле Иоанне”. Развивая аргументацию Джонатана Бейта, можно сказать, что в мире без газет, радио, телевидения, кино и интернета театр, предлагавший волшебную смесь хроники и вымысла, занимал особое место. По словам Джеймса Шапиро, театр был “единственным местом, где богатые и бедные могли собраться вместе и увидеть на сцене, через старинные или выдуманные сюжеты, отражение собственных желаний и тревог”[324]. Даже если перед спектаклем зрители ничего не знали об истории, то выходили уже с яркой картиной прошлого, пусть ее и нарисовал драматург.

Карьера Шекспира началась в годы растущего напряжения, когда власть Елизаветы клонилась к закату, страну терзали безработица, недород и даже голодные бунты. К 1597 году среднее жалованье фактически стало втрое ниже, чем треть века назад. Удивительно, что трудящийся мог ходить в театр, тем более что спектакли чаще всего шли днем. Представления начинались, как правило, в два пополудни и шли два-три часа. Тем не менее в этот период театры оставались невероятно популярными у рабочего люда. Надо сказать, зрители Шекспира были людьми опытными: они посещали церковь, где слушали очень долгие проповеди – которые собирали еще большую аудиторию, чем спектакли.

Одна из причин популярности театра: Шекспир и его коллеги-драматурги оседлали волну патриотизма, поднятую морской победой в 1588 году. Испанский король Филипп