Лейтенант запаса - Николай Александрович Юрконенко

эту минуту, будет сжигать письмо любимой девушки. И оно, это дорогое и милое его сердцу девичье послание, превратится в пепел. Дудкин заколебался, но жестко и неотвратимо понял, что выбора у него нет. Утешил себя мыслью: что когда-нибудь расскажет об этом Пете и она его непременно поймет. Он ладонью сбил дождевую влагу с травы и положил на нее раскрытое письмо. Мимолетно подумал: пусть именно из него, этого двойного тетрадного листка бумаги, возникнет спасительный огонь.

Как и все десантники, Дудкин был обучен многим способам добычи огня в самых сложных погодных условиях, будь то снег, ливень, сильный ветер, дикий мороз… И если для простого путешественника сегодняшняя погода могла стать неразрешимой проблемой, то для Дудкина эти промозглые небесные хляби мало что значили.

Ефрейтор извлек из магазина три патрона, взял один из них, вставил его пулей в овальное отверстие на основании автоматной «мушки». Резкими движениями стал раскачивать патрон и, расшатав место соединения пули с гильзой, положил на письмо. То же самое проделал и с остальными двумя патронами.

Потом при помощи ножа, содрал с ближайшей березы мокрую бересту. Собрал несколько сосновых веток с прошлогодними желтыми иголками, тщательно отряхнул их от воды, положил сверху пучка бересты. Затем, соединив ножны со штык-ножом и превратив их тем самым в ножницы для резки колючей проволоки, прочно зажал пулю этими ножницами и покачивая гильзу, поочередно выкрутил из расшатанных гнезд пули, бережно высыпал серый порох на письмо. Пригнув края бумаги, подсунул ее под бересту. Достал из кармана специальные противодождевые спички, чиркнул о терку и поднес к пороху. Тот воспламенился с шипением и резким выбросом тепла. Тотчас же занялась бумага. Робкие язычки желтого пламени облизали бересту, она нехотя загорелась и затрещала, закручиваясь кольцами. Пошел густой синий дым. И тут же начали потрескивать загорающиеся сосновые иголки. Дудкин приник к земле, собрав трубкой губы, стал осторожно раздувать огонь. А уже через несколько минут на залитой дождем поляне полыхал небольшой костер.

«Спасибо тебе, моя любимая Пе'тица!» – мысленно поблагодарил Дудкин свою далекую болгарскую невесту.

Теперь в костер можно было класть даже промокшие ветки. Шипя и исходя паром, они загорались под воздействием сильного пламени. Набросав на него сверху несколько толстых сучьев, разведчики подтащили к костру Павлова. Обступили кострище, наслаждаясь его живительным жаром. От их одежды клубами повалил пар.

Резо, все это время, исподволь наблюдавший за работой Дудкина, положил руку на плечо товарища, глядя ему в глаза, чуть пафосно, но с искренней теплотой в голосе, произнес:

– Не переживай, друг, за письмо, да… Вот так же, как этот костер, еще сильнее разгорится ваша с Петей любовь, поверь мне.

– Спасибо, Резо, – Дудкин был явно тронут. – Так оно и будет, надо только выжить и Мишку спасти.

– Выживем, на то мы и десантники… – заверил сержант и попросил, протягивая ефрейтору плоский котелок. – Набери-ка водички, Петя-джан, чай вскипятим, да завтракать будем.

– Это дело! – Дудкин направился к реке.

***

– Развед-привет, Миша! – Дудкин прикоснулся ладонью к щеке Павлова, потрепал ее. – Просыпайся, дружбан, тебе надо позавтракать, мы чаёк заварганили, тушенку разогрели…

Не открывая глаз, Павлов тихо, но отчетливо промолвил:

– Да разве ж я хотел, мама? Разве ж я знал, что все так выйдет? – с этими словами больной попытался приподняться. Резо осторожно уложил его на просушенную плащ-палатку, прикоснулся ко лбу, полыхающему жаром. Немного погодя Павлов открыл глаза, взгляд его был почти бессмысленным. Лишь через несколько минут он стал проясняться. Павлов узнал склонившегося над ним сержанта.

– Резо… Где мы сейчас?

– К реке вышли, Миша-джан, плот связали, скоро поплывем. Только ждали, когда ты проснешься. Сейчас ты должен покушать.

– Х-холодно… – с трудом выговорил Павлов. – Я… в с-снегу лежу?

– Нет, нет, Миша, – успокоил Резо. – Просто всю ночь шел дождь, ты немного промок.

– А с-сейчас д-дождь идет?

– Чуть-чуть, джан. Но скоро совсем перестанет, да.

– Х-холодно, о-оччень хол-л-лодно… Резо, согр-рей… З-замерзаю… Петя, дру-у-уг… Петруха… – раненый снова стал бредить.

– Ну что решаем, сержант? – Дудкин вопросительно смотрел на Абшилаву. – Двигаемся или малость подождем? Река-то вздыбилась, аж ревет, плыть опасно…

Тот сосредоточенно перебирал в укладке медикаменты, тяжело вздохнул:

– Надо плыть, Петя. Совсем мало ампул осталось, а Мише все хуже, боюсь простудить его. Ты слышал, как он бредил ночью?

– Слышал. Такого еще не было…

Абшилава решительно сказал:

– Ждать больше нельзя, можем опоздать! Сам знаешь, впереди у нас почти сто километров реки, будем рисковать!

– Как думаешь, в поселке геологов кто-нибудь живет сейчас?

– Очень надеюсь, что да, – Абшилава забросил на спину промокший ранец, повесил на шею автомат. – Иначе все зря, понимаешь, дорогой, зря…

– Что зря?

Вместо ответа сержант зашагал к подтянутому к берегу плоту, бросил на него вещи, вернулся к раненому. И только когда Павлова уложили на приготовленное для него ложе из веток, сказал негромко:

– Не хочу, чтобы получилось так, что мы Мишу зря по тайге тащили двадцать километров… Отвязывай веревку, Петя, плывем! – Резо оттолкнулся шестом от берега.

Глава 17

Когда в кустарнике, среди камней, промелькнули одна за другой две фигуры преследователей, Тихон Зверев, выматерившись про себя, остервенело скрежетнул зубами. Его надежды не оправдались, чекисты (а он теперь не сомневался, что это именно они) шли разрозненно – вторую пару он заметил только через минуту. Значит, разобрались в следах и ждут засаду. Надеяться на то, что все четверо сойдутся вместе: бесполезно. Сначала надо убирать первых двоих, а там – как бог даст… Он приготовился стрелять. Оба ствола его тульского дробовика двенадцатого калибра были заряжены волчьей картечью, и он мысленно похвалил себя за это: ни пули-жака'ны, ни крупная дробь, ни нарезные стволы-вкладыши, сработанные под винтовочный патрон, в данном случае не годились. Не помог бы и «Браунинг» – на таком расстоянии можно было промахнуться. Он, Тихон, слишком измотан, чтобы рассчитывать на точный выстрел.

Прикрыв полой зеленого брезентового дождевика затыльник ружья, Зверев осторожно, чтобы не было слышно щелчков, взвел оба курка и, передернув затвор пистолета, по старой бандитской привычке, сунул его за поясной ремень сзади, чтобы в любой момент можно было выхватить оружие из-за спины. Положив ствол на камень, стал ждать. Стрелять он должен был только наверняка, чтобы прикончить обоих преследователей двумя, а по возможности, одним выстрелом. Тихону было не впервой убивать людей, и он почти не волновался. Беспокоило другое: промахнувшись, ему было бы достаточно сложно перезарядить ружье, простреленная в запястье рука никуда не годилась. Зверев уже почти не ощущал ее, перетянутую жгутом и