История твоего «Я». Вся правда о deepfake - Андрей Владимирович Курпатов

моём мире (в «моей схеме меня»), прежде что-то должно измениться во мне (в «моей схеме меня»). Равно и наоборот – то, что я вынужден создать в «моей схеме мира», влияет на то, как изменится «моя схема меня».

То есть это не разные процессы, это две стороны одного процесса, который протекает в нас самих. Это своего рода лента Мёбиуса: там вы, начиная с внешней стороны, автоматически переходите на внутреннюю, а с внутренней – на внешнюю. И эта лента, со всеми её переходами, и есть мы.

Но не упускаем ли мы тут что-то? Не оказались ли мы всё-таки в «картезианском театре»? Не допускаем ли мы той же ошибки, что и большинство других философов и учёных-психологов? Не может же быть, что эта система просто работает сама по себе…

Да, мы вроде бы разобрались с «актёрами» и «зрителями»: оказалось, что «актёры», выступающие на сцене нашего уже «некартезианского театра», по сути, являются «зрителями», наблюдающими за тем, что происходит в зале, полагая, что спектакль происходит именно там.

Так что и публика, и актёрский состав присутствуют на спектакле:

• для тех, кого мы считали «актёрами», спектакль разворачивается в зале – зевающая или, напротив, восторженная публика, заворожённо смотрящая перед собой;

• для тех же, кто находится в зале и с самого начала примерил на себя роль «зрителя» (наблюдателя), спектакль дают «актёры», что-то делающие на сцене.

Но кто всё-таки режиссёр этой зеркальной постановки?

Ответ на этот вопрос уже прозвучал – тогда, когда мы говорили как раз о конфликте потребностей. Наш режиссёр – биологическая сила: индивидуальный, групповой (или социальный, иерархический) и видовой (или половой, сексуальный) инстинкт самосохранения.

Разделению нашего инстинкта самосохранения на три группы я посвятил уже сотни страниц в других моих книгах. Но вряд ли я когда-то говорил об этом так отчётливо: это разделение, конечно, тоже лишь методологический акт – удобная модель, для того чтобы хоть как-то организовать многообразие проявлений нашей противоречивой потребности в выживании.

Суть этого внутреннего (и, конечно, лишь кажущегося нам) противоречия в том, что мы стремимся выжить одновременно на нескольких уровнях:

• в индивидуальном качестве – как биологический объект;

• в единстве своей группы – как социальные существа;

• на генетическом уровне – как гены, которые жаждут своей репликации в новом теле.

И всё это – не наш выбор, это работа эволюции и стратегии, которые нам предписаны нашими генами. Мы лично для эволюции – лишь биомасса, расходный материал. В самовоспроизводстве, как это прекрасно показал Ричард Докинз, нуждаются только гены – это они требуют о нас выживать сразу на всех уровнях – индивидуальном, групповом и видовом.

При реализации этих задач часто одна цель, связанная с каким-то из этих инстинктов, противоречит другой, связанной с другим инстинктом. Это может приводить, например, к гибели отдельных особей у животных – рыбы, идущие на нерест и погибающие после этого, или самцы, которые могут погибнуть, соревнуясь за самку. Что важно для нас – людей, – так это то, что именно эти противоречия лежат в основе невротических расстройств.

Но для эволюции всё это, конечно, мелочи и дело житейское, её это совершенно не беспокоит. Она работает с «большими числами» и целится в совокупный итог, игнорируя издержки, а тем более какие-то психологические эффекты. Эволюция – статистик, а не христианский праведник.

И да, именно она режиссёр нашего «некартезианского театра»: это она путает «зрителей» и «актёров», «наблюдаемое» и «наблюдателей», потому что ей это совершенно неинтересно. Её интересует, чтобы один контейнер с генами – живой организм – произвёл другой контейнер с генами – другой организм. Ко всему прочему она абсолютно слепа.

Нам этот подход, конечно, ужасен, а сама эволюция в наших глазах ужасный демон и Злой Рок, проклятье и Судьба в одном лице. Но ведь сама эволюция – это лишь абстракция, способ объяснения эффектов, возникающих на пересечении, как показал ещё Чарльз Дарвин, алгоритмов наследственности, изменчивости и отбора.

НАРУШЕННЫЙ ПЛАН

Сама по себе эволюция, если уподобить её силе, обладающей некой «личностью» (что, конечно, совсем не так), бесконечно ошибается. По очкам – выигрывает, но и проигрывает постоянно, зачастую просто феерично.

Вот почему кладбище вымерших видов огромно и постояльцев на нём куда больше, чем живых. Она оказалась настолько «мудра», чтобы создать «человека», но при этом является непревзойдённым рекордсменом по числу неудавшихся экспериментов.

У эволюции нет ни плана, ни расчёта, ни конечной цели. Она вообще не «личность», которая была бы на это способна, и даже не самостоятельно явление, которое мы могли бы хоть как-то призвать к ответу.

Впрочем, в случае с нами, образно говоря, она стала жертвой собственной близорукости. Откуда ей было знать, что рост нашей социальности, обеспечивший нам конкурентные преимущества, приведёт к росту объёмов нашего мозга, что обеспечит нас в конечном итоге абстрактным мышлением?[139]

Тем более невозможно было предсказать, что возникший у нас небиологический «социокод» позволит нам изобрести атомную или водородную бомбу, способную в мгновение ока уничтожить всё живое.

Конечно, эволюция была не в курсе, что мы создадим «социокод», который позволит нам, по существу, переиграть свой генетический код. Мы практически покорили всю планету, избавились от «естественных врагов», научились бороться со множеством болезней и даже размножаться с помощью экстракорпорального оплодотворения.

Именно «социокод» приводит к тому, что люди создают великую философию и прекрасную музыку. Он же стоит и за концентрационными лагерями, братоубийственными войнами и человеконенавистническими идеологиями.

Именно из-за нашего «социокода», наконец, в богатейших странах мира неуклонно падает рождаемость, а в беднейших – неуклонно плодится нищета. Он же, кроме прочего, выводит суициды, которые уж точно в нас генами не прописаны, на «почётное» четвёртое место в перечне причин смертности – после сердечно-сосудистой патологии, онкологии и травм.

Всего этого, конечно, не было у биологической эволюции в планах. Так что она, несмотря на всю свою гениальность, далеко не так умна и расчётлива, как это на первый взгляд может показаться.

Однако, несмотря на появление у нас «социокода» (или «меметического сознания»), она никуда не делась. Она сидит в наших подкорковых структурах, которые работают вовсе не так, как наша кора – с её набросками, образами, «умственной жвачкой» и нарративами на все случаи жизни.

Сейчас мы живём в двух параллельных реальностях:

• реальности нашего биологического «физического я», движимого как раз этими самыми инстинктами или, правильнее, наверное, говорить, базовыми биологическими потребностями;

• реальности собственных МИФов – индивидуальных миров интеллектуальной функции, – создающих нашу модель реальности и наши представления о