Социальное евангелие в России. Православное пастырское движение в условиях голода, войны и революции - Дэниел Скарборо

упомянутом выше, единственный комментарий протоиерея по поводу широких предвыборных дискуссий среди духовенства его округа заключался в том, что «больное место у духовенства – это материальная необеспеченность и зависимость от прихожан»[734]. Эта проблема, с которой сталкивалось большинство приходских священнослужителей, не может рассматриваться в отрыве от политических программ. Некоторые священники поддерживали монархические и реакционные партии в надежде, что торжествующее самодержавие обеспечит церковь всем необходимым. Другие отождествляли свои интересы с интересами прихожан из рабочего класса и становились сторонниками либеральных или радикальных партий. Однако священники, которые публично поддерживали партийные политические взгляды, особенно те, которых полиция или губернатор считали «нелояльными», рисковали суровыми наказаниями, такими как тюремное заключение в монастыре или лишение своей должности[735]. Отдельные священнослужители пошли на этот риск, церковные публицисты выражали политические взгляды в прессе под псевдонимом, а ассоциации духовенства из‑за коллективной самоцензуры редко выражали общую поддержку конкретному политическому направлению[736]. Многочисленные жалобы в церковных публикациях на то, что собрания духовенства использовались для организации поддержки Конституционно-демократической (кадетской) партии, позволяют предположить, что эти органы были гораздо более политизированными, чем казалось: «Мы уже имеем сведение, что на пастырском собрании в одном из городов нашей епархии батюшка предложил духовенству примкнуть к партии народной свободы [кадетов]»[737]. Каковы бы ни были преобладающие политические настроения среди духовенства, вклад депутатов-клириков в первых двух Думах был решительно левым.

Шесть священников были избраны из помещичьей курии для работы в I Думе, что составляло небольшой процент от ее 500 депутатов[738]. Лишь один из них, о. Воздвиженский из Тамбова, называл себя «консерватором». Отец Концевич, избранный на Волыни, примкнул к умеренной партии октябристов. Все остальные – из Бессарабии, Воронежа, Вятки и области Войска Донского – были прямо или косвенно связаны с кадетской партией[739]. Отец Афанасьев, избранный от Дона, заранее организовал ряд политических собраний перед началом работы I Думы в поддержку Освободительного движения, за что был привлечен полицией и епархиальным начальством под следствие[740]. Будучи депутатом, Афанасьев осудил как «антихристианскую» инициативу министра внутренних дел запретить духовенству «молиться о спасении жизни и души лиц, уличенных в противодействии власти»[741]. Хотя эти священники-депутаты не действовали единым блоком, все они выступали за отмену смертной казни и перераспределение государственных, частных и церковных земель в пользу крестьян-бедняков. Даже консервативный о. Воздвиженский выступал за передел церковной земли: «Всю церковную землю… если придет надобность неотложная в ней для бедных крестьян, я думаю, что никто из нашей братии не постоит за нее, по долгу совести…»[742]. Когда император досрочно распустил I Думу 8 июля 1906 года, о. Огнев из Вятки присоединился к 220 другим депутатам, в основном кадетам и трудовикам, подписавшим Выборгское воззвание, призывавшее население к протесту путем гражданского неповиновения. Это обращение не вызвало народного отклика, но позволило правительству запретить подписавшим его лицам голосовать или занимать выборные должности, фактически лишив избирательных прав руководство кадетской партии и положив конец ее доминированию в Думе. Отец Огнев был заключен в тюрьму на несколько месяцев вместе со многими подписавшими манифест и понес дополнительное наказание в виде лишения сана[743].

Оппозиционное поведение депутатов-священнослужителей I Думы стало неожиданностью для властей. 31 августа 1906 года Синод обратился ко всем епархиальным архиереям с письмом, призывая их объединить приходское духовенство вокруг установки на воздержание от партийной политики перед выборами во II Думу: «Нам, духовным вождям пастырей Церкви, необходимо приложить всяческую заботу объединить пастырские силы не какими-либо мерами прещений и строгости власти, а самым тесным союзом с ними в духе любви, путем непрерывного общения и назиданий… Многие будут приходить к ним, многие будут сулить им и народу все блага земные, лишь бы они подали за них свой голос и к тому же побудили свою паству. И трудно будет пастырю разобраться среди политических распрей и партийных споров. Но нам надлежит указать им, что у них есть высшая, непреходящая мера, которой измеряется всякое деяние человеческое»[744]. Синодальная иерархия решила усилить участие епархиальных архиереев в избирательном процессе, чтобы внушить приходскому духовенству эту идею беспартийного единства. Их план был выражен в синодальном указе № 11, изданном 12 декабря 1906 года, который призывал епархиальных архиереев увещевать свое приходское духовенство поддерживать царя и склонять к тому же мирян. Священники должны были совершать молебен перед каждым избирательным собранием, а епископ должен был произнести проповедь в губернской столице перед окончательным голосованием за депутатов в Думу. В указе также говорилось: «Рекомендовать епархиальным преосвященным, если они найдут возможным и полезным, по местным условиям, дать еще какое-либо руководственное указание по сему предмету подведомственному им духовенству, сделав таковое собственною властью»[745]. При таком руководстве, полагала церковная иерархия, церковники во II Думе будут действовать как сила лояльности и стабильности. Указ № 11 также призывал архиереев обеспечить, чтобы каждый имеющий право голоса из числа духовенства лично появлялся на всех избирательных собраниях, чтобы максимально увеличить голосование духовенства и увеличить число депутатов-священнослужителей во II Думе. В конце июля в официальном издании Синода была опубликована статья священника и будущего депутата III Думы Гепецкого из Бессарабии, в которой он призывал приходское духовенство тщательно проверять все списки для голосования, чтобы гарантировать, что в них указаны все имеющие право на участие священники[746]. Не осознавая масштабов диссидентских настроений среди пастырей, консервативные лидеры считали, что благодаря численности духовенство сможет противодействовать влиянию радикальных избирателей в помещичьей курии и выступать в качестве проправительственной силы в Думе.

Кампания по увеличению присутствия представителей духовенства во II Думе дала результаты, но этот более крупный контингент депутатов-священников уклонился еще дальше влево, чем первый. 13 из 520 депутатов II Думы были православными священнослужителями, двое из них епископами. Епископ новоучрежденной Холмско-Люблинской епархии Евлогий (Георгиевский) был избран от Люблинской и Седлецкой губерний и примкнул к умеренно-правой фракции. Викарный епископ Чигиринский Платон (Рождественский) был избран в Думу в Киеве и присоединился к правой фракции[747]. Остальные 11 депутатов-клириков были приходскими священниками, избранными из епархий Санкт-Петербурга, Оренбурга, Енисейска, Перми, Полтавы, Могилева, Волыни, Подолья, Вятки, Минска и Нижнего Новгорода. Пятеро из них, в том числе Григорий Петров, один из первых членов «Группы 32 петербургских священников», поддержали кадетов. В Вятке избиратели заменили лишенного сана о. Огнева более радикальным Федором Тихвинским, который присоединился к трудовикам вместе с двумя другими депутатами-клириками[748]. Константин Колокольников, избранный в Перми, начинал с эсерами, а затем примкнул к кадетам. Николай Пирский из Полтавы присоединился к