Социальное евангелие в России. Православное пастырское движение в условиях голода, войны и революции - Дэниел Скарборо

установлению свободных выборов епархиальных служащих[794]. Это звучало весьма привлекательно для церковных избирателей и депутатов, которые даже со стороны консервативных партий чувствовали определенную враждебность.

Хотя данных о членстве в СРН не существует, организация не получила той церковной поддержки, на которую надеялись ее лидеры. Некоторые епархиальные руководители, в первую очередь митрополит Московский Владимир, поддерживали организацию и активно выступали за нее. В то же время по всей империи представители и органы печати СРН неоднократно выражали разочарование отсутствием поддержки со стороны духовенства в целом[795]. В декабре 1906 года, например, представители уфимского отделения СРН в письме обер-прокурору жаловались на противодействие их организации со стороны «влиятельных в епархии духовных лиц» и просили дать священнослужителям формальное разрешение вступать в СРН и совершать богослужебные действия на его собраниях[796]. В январе 1907 года под давлением царя Синод постановил информировать таких просителей, что «Святейший Синод не возбраняет духовным лицам участвовать в собраниях, дозволенных законом»[797]. Этот неоднозначный указ не вызвал волну поддержки СРН со стороны духовенства. Более того, даже в Москве, где приходские священнослужители были убеждаемы своим епископом присоединиться к СРН, организация получила лишь вялую поддержку. В марте 1909 года купец, руководивший местным отделением СРН в Москве, докладывал митрополиту Владимиру, что «при открытии Дмитровского отдела Союза Русского Народа… на собрании участвовали из духовенства: Архимандрит местного Борисоглебского монастыря о. Феодосий, соборные священники: Н. В. Козлов и А. Н. Фелицын и священник села Борисова С. П. Афонский. Все же остальное местное духовенство, к глубокому прискорбию, отсутствовало, хотя и было приглашено»[798]. СРН добился большего успеха в провинциях, где духовенство чувствовало угрозу со стороны неправославного населения, таких как Туркестан[799]. Несколько депутатов-клириков в двух последних Думах были связаны с СРН, в том числе викарный епископ Херсонской епархии Анатолий (Каменский), который входил в состав Центрального совета СРН, будучи депутатом в IV Думе[800]. Тем не менее ни СРН, ни какая-либо другая ультранационалистическая организация не добилась такой массовой поддержки, на которую рассчитывал Восторгов.

Неудачу СРН в деле обеспечения существенной поддержки со стороны духовного сословия можно отчасти объяснить своеобразной версией национализма в имперской России. К чести своей, большинство церковных иерархов не поддержали черносотенное насилие. Синод в целом отказался одобрять прямой союз между церковной иерархией и СРН, а митрополит Антоний (Вадковский) осудил Союз русского народа как террористическую организацию[801]. Лидеры православной интеллигенции, такие как Сергей Булгаков, также призывали приходское духовенство противостоять привлекательности крайне правых: «Члены этой погромно-террористической организации, Союза Русского Народа, завалят вас (и уже делают это) замаскированными или прямыми увещеваниями, чтобы вы сами пошли и повели свою паству в Союз русского народа. Не верьте им, как бы высоко они ни стояли, ибо в них говорит „князь тьмы“»[802]. Идеология крайне правых не только была морально отвратительной, но и оказалась политически неэффективной. В цели СРН входила защита самодержавия, русской нации и православной церкви от разлагающей силы демократии. Его члены надеялись мобилизовать современное массовое движение против современной парламентской политики как таковой. Именно по этой логике вышеупомянутый о. Богданович, сам член СРН, призывал своих коллег-депутатов отказаться от «партийной политики» и объединиться в качестве русских православных. Хотя позднее в XX веке подобные идеологии стали пользоваться прискорбным успехом, призыв к отказу от первого российского парламента в пользу лишенной харизматичности династии не нашел отклика на массовом уровне. Только 32 депутата, избранных в консервативную III Думу, были формально связаны с СРН[803]. Как и широкая общественность, духовенство не было вдохновлено российскими крайне правыми.

Фатальные недостатки СРН сами по себе не могут объяснить неспособность духовного сословия сплотиться вокруг консервативной партии. Даже консервативные депутаты двух последних Дум оказывали пассивную поддержку различным партиям, в том числе либерально-прогрессивным, несмотря на попытки Синода создать из них единый блок. Объединяясь для поддержки конкретных вопросов, депутаты-клирики не проявили единой поддержки по вопросам, не связанным с церковными делами. Евлогий дает некоторые пояснения в своих воспоминаниях. Во время выборов в IV Думу в 1912 году его посетил обер-прокурор Саблер, который убеждал его возглавить формирование клерикальной фракции. Евлогий отказался.

Наше смиренное сельское духовенство находится в тесной органической, бытовой связи с народом; спаянное с ним единством мысли, чувствований и страданий, оно не может идти в Думу, разрывая эту глубокую жизненную связь; изолируя духовенство от народа, мы сделаем его одиозным, «попы налезли в Думу», «попы преследуют интересы своих карманов…» – вот как воспримет народ возникновение в Думе фракции духовенства… Духовенство во всех партиях должно работать по совести[804].

После этого Евлогий получил письмо от Синода, в котором ему предписывалось не баллотироваться на выборах в IV Думу. Объяснение, предложенное Саблеру, отражало фундаментальную идею пастырского движения: духовное сословие существовало ради православных мирян. В 1907 году московский священник опубликовал статью, в которой осуждал как паразитические те маргинальные услуги, что оказываются представителями духовного сословия, которых Восторгов стремился мобилизовать в качестве группы политических интересов: «При крестинах просфорницы подают [младенцу] рубашечку и оказывают мелкие услуги принесшим младенца для крещения, хотя их услуги никому не нужны и производят нередко беспорядок. Здесь одна только цель: „получить“ – а за что? – на это положительно не находишь ответа. Для небогатого человека совершить крещение – это целая история. Дай священнику, дай диакону (за запись), дай трапезнику, дай просфорнице, богаделке»[805]. На всех уровнях иерархии духовенство осознавало, что их сословие не сможет выжить как группа с исключительными интересами, поскольку это оттолкнет ее сторонников-мирян. Это осознание определяло политическое поведение духовенства, а также вдохновляло его пастырскую деятельность. Когда духовенству было запрещено действовать в качестве политических защитников своих прихожан, оно не смогло объединиться вокруг интересов своей узкой электоральной группы.

Заключение

Революция 1905 года поставила приходское духовенство в парадоксальную ситуацию. Церковные и государственные власти рассматривали его представителей как потенциально полезных союзников в сдерживании революционной волны и предоставили духовенству расширенную свободу объединений, позволяющую ему формировать пастырские советы, организовывать приходские ассоциации и голосовать за политических представителей. Первоначально эти пастырские сети, похоже, использовали свою политическую свободу для защиты интересов православного крестьянства. Однако политическая активность пастырей стала восприниматься как угроза режиму. Тогда Синод восстановил жесткий контроль над самовыражением духовенства и наполнил Думу священниками, придерживающимися консервативных и националистических взглядов. Чтобы защитить сословные интересы духовенства, церковная иерархия лишила его свободы политического выражения и поставила в зависимость от существующих властей, от Государственного совета до местной полиции. Хотя благодаря этому