Прагматика и поэтика. Поэтический дискурс в новых медиа - Екатерина Захаркив

– провожайте простите несите нас лентами Леты

над облаком

– продолжайте прощайте простите нас плачьте нас

долго над облаком лета <…>

– плачьте гулко простите прощайте летите

волною над Летой-рекою

– продолжайте нас долго волною водою бедою

слезой ледяною

– прощайте простите летите ловите ловите

нас в небе сплетите со светом

– светом – .

В эссе-диалоге с Хлебниковым Мнацаканова, цитируя строки поэта «Это было, когда рыбаки запевали слова Одиссея», раскрывает собственное понимание прощания как временной, а не пространственной категории: «О да, да! Это было именно в те времена! Мне близко, мне дорого только оно, только ЭТО ВРЕМЯ в душе и в строке поэта <…> Ах, все мы так или иначе здороваемся и прощаемся, все мы… но, впрочем, оставим это» [Мнацаканова 2004: 120]; «поэт живет в своей реальности. Эта реальность лишена пространства. Но зато наделена временем» [Там же: 126]. Для Мнацакановой прощание – это формула «расставания как диалога», которое длится во времени и соединяет участников коммуникации. Поэтические тексты и знаки культуры являются такими формулами, оживающими при прочтении, передающими поэтический коммуникативный ход (turn-taking) от поэта – к читателю.

Употребление глагола возвещу в форме 1-го лица будущего времени грамматически соответствует семантике предвестия событий, относящихся к будущему: (устар.) ‘предсказывать, предвещать’, хотя в современном русском языке распространено значение ‘торжественно объявлять, сообщать что-либо’. К неречевому значению относится ‘издавать звуки, сообщающие, напоминающие, дающие знать о чем-либо (о звонке, колоколе, гонге и т. п.)’ [Ефремова 2000]. Случаи функционирования глагола как речевого и неречевого различаются в текстах Мнацакановой. К речевому значению можно отнести контекст возвещу освещу освещусь VITA PERPETUA, где слово возвещу соотносится с объектом VITA PERPETUA ‘жизнь вечная’ и выступает в значении сакрального, библейского предвестия:

Сакральный, религиозный подтекст на межсемиотическом уровне скрепляет все творчество поэтессы. Анализируя поэму «Осень в Лазарете Невинных Сестер. Реквием в семи частях» Дж. Янечек рассматривает ее связи с латинским и с моцартовским «Реквиемом», с поэмой Данте, отмечая, что разные части и структурно-семантические компоненты поэмы реферируют к разным разделам заупокойной мессы:

Мистическое число «семь» перекликается не только с названием месяца и Дантовыми кругами рая, чистилища и ада, но и с семью частями поэмы, равно как и с семью частями (Introit, Kyrie, Sequentia, Offertoria, Sanctus, Benedictus и Agnus Dei), из которых традиционно состоит католическая заупокойная месса [Янечек 2003].

Сама Мнацаканова в эссе «Хлебников: „Клянусь…“» осмысляла поэтический текст как пророчество и как наджанровую эпитафию:

Этот отрывок <Пусть на могильной плите прочтут – В. Хлебников> это тоже – эпитафия, намогильная надпись себе самому, прижизненное «самоотпевание» [Мнацаканова 2004: 130].

Возможность неречевой интерпретации высказывания возникает за счет того, что его дополнением в форме творительного инструменталиса, то есть «орудием» речевого действия, выражающим весть, являются объекты, выполняющие семантическую роль инструмента: возвещу! моим ядом белым; возвещу / СВЕТЛЫМ СВЕТОМ.

Употребление паронимической аттракции настанет, станет стает / тает… тает… тает…, нас тянет приводит к развитию полисемии глагола тянуть, который обладает самыми разными словарными значениями, относящимися как к неречевой деятельности (1. ‘вызывать желание отправиться куда-либо, быть где-либо; влечь, манить к себе’; 2. ‘везти, перемещать за собою что-либо силой тяги’; 3. ‘тащить что-либо, ухватившись за это и напрягаясь’ и т. д.), так и к речевой: ‘4. петь или протяжно произносить что-либо’ [Ефремова 2000]:

Глагол тянуть обозначает характеристику темпа речи, которая оказывается изоморфной самой композиции текста Мнацакановой, передавая процесс растягивания. Это эффект своеобразного «блюринга», затуманивания границ перехода между единицами, который выражается как визуально, графически, структурно, так и вербально, за счет контекстуального сопоставления фонетически схожих слов. Процессуальность текста как тянущейся и плетущейся ткани слов-знаков передается за счет их взаимного перетекания друг в друга, когда отдельные элементы нас, на, за отрываются от слов и влекут за собой контекстуальные изменения в морфемном составе: тянет, танет, тает.

К другой группе полисемичных глаголов относятся такие глаголы говорения, в которых актуализируются разные значения, относящиеся к полю речевой деятельности. Например, молить, помиловать, восславить и др.

Глагол молить встречается как в форме классического перформатива (молю), так и в императивной форме (моли), потенциально обладая двумя значениями: ‘просить, упрашивать, умолять’ и в сакральном значении ‘молить, заклинать’, напр. молить Бога. Этот перформатив выражает иллокутивную функцию директива (побуждение, предписание), целью которого является побуждение адресата к совершению действия. Возможность сакральной интерпретации возникает за счет конструкции обращения с частицей о, маркирующей торжественность высказывания:

JELMOLI!ЕЛЬМОЛИ!

О вымолви! Молви! ТО Слово Безмолвия!

Молю, о Ельмоли! О вымолви! Вспомни! ТО Слово Прощания!;

Молю, о ЕЛЬМОЛИ, то вымолви СЛОВО:

Прощания СЛОВО

Безгласное СЛОВО

Возможность интерпретации глагола как императива (моли) выражается как в самом обращении ЕЛЬМОЛИ, где моли выступает в роли части слова, повторяющегося, одновременно сливающегося с другими словами и распадающегося на фрагменты, так и в контексте с другими императивами говорения:

JELMOLI! JELMOLI! О молви, ЕЛЬМОЛИ, О молви: НЕ ТО ЛИ?

JELMOLI! О молви!JELMILLA! Скажи : О,НЕ ТА ЛИ?

Помимо наложения семантических и морфемных компонентов в поэзии Мнацакановой эффект «целановского „бормотания“» и «речевого потока» создается за счет того, что «языки накладываются друг на друга, вскрывая межъязыковые швы»: лейтесь eis смейтесь eis слейтесь eis светитесь eis [Фещенко 2014] или как в рассмотренном выше примере: JELMOLI!ЕЛЬМОЛИ!. В целом поэзия Мнацакановой служит примером «транслингвального письма», семантические эффекты которого

вызваны наложением друг на друга разноязыковых интерфейсов, взаимодействием между элементами двух и более коммуникативно-языковых систем [Фещенко 2022а: 315].

Еще одним приемом, который использует Мнацаканова для актуализации процессуальности семантико-грамматических сдвигов, смещения доминанты с лексического значения слова на его прагматическое функционирование, является нарушение согласования. Глагол миловать в контексте помилуй нам может интерпретироваться в любом из двух значений: ‘простить кому-либо вину, проявить снисхождение’ и ‘отменить или смягчить наказание, к которому приговорили обвиняемого’. Управление глагола помиловать дательным падежом, а не винительным, соответствующим нормам конвенционального согласования, расширяет возможности интерпретации контекста за счет сопоставления форм помилуй нам и помолчи нас. Она также относится к аномальным формам глагольного управления, поскольку глагол помолчи является непереходным и не имеет прямого объекта:

помолчи нас и помилуй