11 звезд Таганки - Михаил Александрович Захарчук

этой ниве. При том, что она народная артистка, а получает мизерную зарплату и могла бы обидеться, что в связи с очередным юбилеем её никак не премировали, не повесили какой-то значок. Но создается ощущение, что ей ничего этого не нужно. Главная награда – новая роль, возможность работать на сцене, поддерживая партнёров».

Здесь каждое слово правда. Это печатно подтвердили многие из тех, кто ушёл из нашего бренного мира. Не дадут мне соврать и те немногие таганковцы, которые, слава Богу, ещё живы. Вот, к примеру, Иван Бортник мог бы сказать много доброго в адрес Славиной, которая не единожды выручала его в трудную минуту. Но пока писались эти строки, Иван Сергеевич тоже нас покинул. Борис – муж Зинаиды Анатольевны и мой хороший товарищ сказал: «Она как услышала от меня эту печальную весть, так охнула и присела. Я испугался за её сердце и не разрешил идти на похороны. Сам отправился».

И при всём том, Славина чрезвычайно закрытый человек, просто-таки жуткий интроверт. Отыграв на сцене многие тысячи спектаклей, снявшись в более, чем трёх десятках фильмов, она взяла однажды и уехала со своим мужем в сельскую глушь. И уже несколько лет кряду практически не показывается на людях. И о ней при жизни уже складываются легенды, одна другой стрёмнее. Однако она к ним глуха и безразлична. («Зинаида Анатольевна, это правду говорят, что на похоронах Высоцкого вы сказали: «Как много здесь жидов» – «Говорят, что в Москве кур доят, а пошли – даже титек не нашли». Буду я на всякую ерунду реагировать»). Никогда, ни в каких тусовках она участие не принимает, в рекламе категорически не снимается, политикой не интересуется напрочь. Наверняка и поэтому наши корыстолюбивые СМИ тоже мало интереса проявляют к Славиной. А зря. Она – чрезвычайно самобытная и потому очень интересная личность…

Зина родилась в Петергофе, где отец служил сверхсрочную. Когда началась война, его часть по тревоге перевели в Моздок. Первые ощущения жизни и смутные детские воспоминания связаны с тем осетинским городом: «Однажды мне понадобилось перейти Терек по деревянному мостику. На ногах были сшитые мамой башмачки. А страх, как хотелось, чтобы они стучали, как будто у них – каблучки. Цок-цок… Стала стучать пятками и свалилась в бурную реку. Мой пес меня спас. Буквально: схватил за шкирку и вытащил. Сидела, потом мокрая, на песке. И оплакивала жизнь свою горемычную. Ходила в одну из школ Моздока, а десятилетку заканчивала уже в Риге, куда папу перевели. Посещала там драмкружок, театральную студию при местном Дворце пионеров. Наша мама занималась исключительно мной и старшим братом. Мной, кажется, чуток больше, потому что очень меня любила и страсть как хотела видеть меня актрисой. Наверное, сама втуне мечтала о такой романтической профессии. И если бы не отцовская служба, то пошла бы в артисты. Очень красивой женщиной была. Папа тоже слыл красавцем. В этом смысле они друг друга стояли. Ну не зря же их портреты висели в витрине фотоателье в самом центре Риги. И все ими любовались.

Жили мы по нынешним понятиям весьма скромно. Ну что ты хочешь, если в дивизии, где служил отец, личную машину имел только генерал комдив. Нам с братом даже дни рождения не всегда справляли. Помню, вернулась я однажды с детского утренника и так была поражена увиденным там изобилием, что дома долго ни с кем не разговаривала. Мама поинтересовалась: «Доченька, ты чего такая хмурая?» А я почти со слезами: «Мама, ты себе не представляешь, какой там был стол! А на нём – сладости разные, напитки и даже… виноград». Мама враз посерьёзнела и сказала, как отрезала: «Доченька, мы себе подобной роскоши позволить не можем. Ты должна это понимать и попусту не огорчаться». И странное дело, но те мамины слова словно отрезвили меня. Больше я никаких праздников не просила, на обновы маме не намекала. Довольствовалась тем, что было.

Жили мы в двух комнатах большой коммуналки невдалеке от Верманского парка. Это почти что центр Риги. Там – сплошь старые, дореволюционные дома, где высота потолков четыре метра и все печи в изразцах. Наша квартира располагался на последнем шестом этаже, а лифта дом не имел. Вода к нам днём не поднималась из-за слабого напора. Поэтому все жильцы коммуналки мылись только ночью. Семь квартир, в каждой – минимум по три человека – два десятка жильцов. Представляешь себе очередь в ванную? В коридоре – семь выключателей и семь лампочек. Столько же на кухне и в туалете.

Росла я пытливой, но и страшно шкодливой. Помню, родители купили мне пальто: серенькое такое в еле заметную крапинку. Ну одень ты его и спокойно топай в школу. Ан, нет, я вниз на спине – по перилам. А хулиганистые пацаны понатыкали в дерево еле видимых кусочков из лезвий. Скатилась я на первый этаж – из пальто в нескольких местах вата торчит. Первая мысль: от родителей влетит на орехи. Побежала домой, завернула рваную обновку в газету и спрятала в шкаф. Через несколько дней идём в гости. Мама говорит: «Надень новое пальтишко». Тут я и заревела белугой. Мама развернула газету и в сердцах мне бросила: «Зараза худая!» – самое страшное её ругательство. А потом сделала из моего пальтишка коврик. Вышила на нём двух красных лебедей и на стенку повесила. Большая мастерица была.

В другой раз мама купила себе капроновые чулки – ты не представляешь, какой дефицит по тем временам. А у меня была единственная игрушка – плюшевый мишка, с которым я нянчилась, как с живым существом. Чтобы сделать ему приятное, залезла в шкаф, отрезала ножницами от чулок резинку и сделала мишке шапочку. Маму чуть кондратий не хватил. Отец тоже ругался. А я никак не могла взять в толк, из-за чего такой сыр-бор. Ведь медвежонку холодно…

– Зина, вы пришли в профессию хоть и не кружным, но довольно тернистым путём. Согласитесь, четырежды штурмовать театральные вузы и добиться своего лишь на пятый раз – это не только упорство, как черта характера, но и, наверное, ещё что-то. Так вот поступление в Щукинское училище – это целиком ваша заслуга или же тут настояние матери сыграло свою роль?

– Знаешь, мне непросто ответить на такой вопрос. С одной стороны я действительно была с детства заряжена на то, чтобы стать актрисой. А с другой я сдавала ведь экзамены сначала в Ленинграде (Рига не имела театрального вуза). Затем уже в Москве пробовалась и во ВГИК, и в Щепкинское,