Короче, Пушкин - Александр Николаевич Архангельский

с ним они чувствовали себя неуютно; постоянно мрачный, раздраженно-едкий, с глазами, налитыми кровью, он был не комильфо – и тем заранее проигрывал лукавому Дантесу-Геккерену. Последнего охотно принимали, а Пушкина скорей терпели.

Пушкин предпочел закрыть свой дом для молодого Геккерена, и в октябре резко отказал ему. Но успокоиться уже не мог. 19 октября на встрече с лицеистами не дочитал традиционное послание и заплакал навзрыд. 20-го пожаловался отцу: “здесь я ничего не делаю, а только исхожу желчью” (по-французски). И основания для подозрений были: Дантес пытался перейти в наступление; в какой-то момент он попросит Геккерена о сводничестве. Точнее, не попросит, а потребует – помочь в преодолении последнего барьера. Обеспечить настоящее свидание с Натальей. Чтобы объясниться, соблазнить, загнать в моральный угол.

И это уже не игра в поддавки с Геккереном, а ледяной диктат. Усыновителю предложен готовый сценарий:

Дорогой друг… Вчера я случайно провел весь вечер наедине с известной тебе дамой, правда, слово “наедине” означает, что в течение почти часа я был единственным из мужчин у княгини Вяземской. Можешь представить мое состояние.

Он описывает, как расплакался на улице, как била его лихорадка, и это не мешает раздавать холодные инструкции:

Сегодня вечером… спроси ее, не была ли она случайно вчера у Вяземских; когда же она ответит утвердительно, ты скажешь, что так и полагал и что она может оказать тебе величайшую услугу; ты расскажешь о том, что со мной вчера произошло по возвращении… и что ты убежден, что у меня произошла ссора с ее мужем, а к ней обращаешься, чтобы предотвратить беду (мужа там не было). …было бы недурно в разговоре намекнуть ей, будто ты убежден, что отношения у нас куда более близкие, чем на самом деле, но тут же найди возможность, как бы оправдываясь, дать ей понять, что во всяком случае, если судить по ее поведению со мной, их не может не быть.

…она ни в коем случае не должна заподозрить, что этот разговор подстроен … и настоятельно потребуй сохранить его в тайне ото всех и особенно от меня. Однако будет, пожалуй, куда осмотрительней, если ты не сразу попросишь ее принять меня, ты можешь это сделать в следующий раз, а еще остерегайся употреблять выражения, которые были в том письме.

И прибавлено:

Если бы ты сумел вдобавок припугнуть ее и внушить, что [далее несколько слов неразборчиво].

Так или иначе, Дантес повстречался и объяснился с Натальей. То ли, как считалось, на квартире у подстроившей свидание Идалии, то ли, как писал Вадим Старк, на женской половине в доме Вяземских. Главное, наедине, что очень плохо. Дуэльная традиция основана на том, что оскорбление жены делает дуэль необратимой; муж просто обязан вступиться. Да, Наталья Николаевна отвергла притязания Дантеса. Но незыблемые правила отчасти нарушила.

Кто обеспечил эту встречу, мы не знаем; нам понятно, что происходило в целом, а детали часто недоступны. Одни считают, что на авансцену вышла Идалия Полетика, троюродная сестра Натальи Пушкиной, которая настолько ненавидела поэта, что впоследствии плевалась при его имени. Дантеса, напротив, обожала. В феврале 1837-го, когда он окажется на гауптвахте, Идалия напишет: “Бедный друг мой, Ваше тюремное заточение заставляет кровоточить мое сердце… Я больна от страха”. А 3 октября 1837-го: “Я ни о чем, ни о чем не жалею”. Другие полагают, что Идалия ждала до января 1837-го; отложим этот разговор и мы. А пока внимательно посмотрим на барона Геккерена, которого приемный сын, по сути, загоняет в угол. С датировками тут все запутано, но в самом начале ноября, на приеме у баварского посланника, Геккерен с лаской шантажирует Наталью – женщину, которую так явно предпочли ему, убеждает отдаться любимому мнимому сыну, подло угрожает разгласить секрет и тем самым опозорить. Напрасно.

Далее события развиваются неостановимо.

С утренней почтой 4 ноября поэту доставляют крошечный, завернутый в двойной конвертик диплом ордена рогоносцев, откровенную пародию на масонские обряды. В нем Пушкин назван “коадъютором [заместителем] Великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена” (по-французски). Копии диплома доставлены его друзьям, а также Елизавете Хитрово; отдельный экземпляр каким-то образом попал к министру Нессельроде. Кто-то из друзей, как Вяземский, конверт раскрыл и уничтожил, кто-то распечатал и немедленно привез поэту, кто-то, как граф Соллогуб, привез не распечатывая, кто-то передал в Третье отделение.

Кто изготавливал диплом – для нас загадка. То называли имя Полетики, то намекали на министра Нессельроде и его жену, то задевали Уварова, которого Пушкин унизил, а дуэльного шанса не дал. Непонятно, что имел в виду барон Геккерен, когда просил Дантеса вести себя осторожнее: “будь благоразумен и за этими подробностями отсылай смело ко мне, потому что граф Нессельроде показал мне письмо, которое написано на бумаге такого же формата, как и эта записка”?

Часто пишут, что диплом – ужасная забава двух бездельников, князя Петра Долгорукова и князя Ивана Гагарина, которых с Геккереном связывала нежная дружба. Но Долгоруков в 1863-м заявит о полной обоюдной невиновности, а проведенные в XX веке графологические экспертизы дадут несовместимые итоги. 1927, эксперт Сальков: диплом написан – однозначно – Долгоруковым. 1976, эксперт Ципенюк: ни тот, ни другой ничего не писали… Такова цена судебным экспертизам.

Поначалу Пушкин был настроен злобно-благодушно, графу Соллогубу он сказал, что подозревает “одну даму”; после объяснения с женой убедился, что встреча была и что за ней последовал шантаж Геккеренов. И вызвал Дантеса. Обычной петербургской почтой.

5 ноября около полудня к Пушкину явился Геккерен и попросил законную отсрочку: приемный сын находится на полковом дежурстве. Подаренные сутки он использовал, чтобы спасти Дантеса от поединка. Вечером Наталья послала брата за Жуковским (он не был получателем диплома); и когда “побежденный учитель” 6 ноября явился на Мойку, к Пушкиным опять приехал Геккерен: у приемного сына сплошные дежурства, давайте передвинем дату еще на две недели. Каким-то непонятным образом барон между 5 и 6 ноября сумел поговорить с Натальей и (так уверяет Вяземский) просил ее написать мужу, что дуэль невозможна. Что было бы ее компрометацией – и возможным спасением Жоржа.

Тем временем семейство Геккеренов придумало, как выскочить из тупика. Барон поведал доброму Жуковскому, что сын на самом деле был влюблен в сестру Натальи Екатерину и только делал вид, что увлекается Натальей; все нарушения правил преследовали единственную цель: оказаться поближе к старшей из сестер. И теперь пора об этом объявить во всеуслышание. И породниться. А дуэль… да какая дуэль.

Пушкин был, во-первых, страшно зол; во-вторых, он помнил о наивности Жуковского