Интеллектуалы древней Руси. Зарождение соблазна русского мессианизма - Игорь Николаевич Данилевский

Однако В. Н. Малинин обратил внимание на то, что в упоминаниях настоятелей Елеазарова монастыря имеется пропуск до 1542 года, когда игуменом Елеазарова монастыря стал некий Нил. Этот период выпадает на конец правления великого князя владимирского и московского, государя всея Руси Василия III (1505–1533) и начало княжения Ивана IV (1547–1584), что позволило исследователю «с некоторою вероятностью» предположить, будто тогда «в Елизаровом монастыре был игумен Филофей». Эта догадка, хоть и была принята некоторыми историками, не имеет достаточных оснований. Гораздо более серьезным представляется вывод советского историка Александра Львовича Гольдберга (1922–1982): сравнительно позднее происхождение списков посланий, в которых Филофей упоминается как игумен, и «явная удаленность их от архетипа[94] заставляют связывать именование Филофея „игуменом“ с произволом переписчика». Так что был ли Филофей игуменом и когда он скончался — большой вопрос.

Неизвестно также, когда Филофей родился. Однако в самих его посланиях есть некоторые детали, позволяющие хотя бы предположительно установить эту дату.

Некоторые ориентиры дают упоминания адресатов посланий Филофея. Прежде всего, таковым был дьяк псковского наместника и фактический правитель Пскова Михаил (Мисюрь) Григорьевич Мунехин. Псковская летопись точно называет как год его назначения дьяком во Псков, так и год его смерти. Мисюрь Мунехин прибыл во Псков в год падения псковской независимости (1510), пробыл там до своей скоропостижной смерти в 1528 году и был похоронен в Псковском Печерском монастыре. Следовательно, он скончался за пять лет до смерти великого князя московского Василия III, который также, согласно некоторым спискам посланий, мог быть адресатом Филофея.

То, что в большинстве списков посланий Филофей называется «старцем», вовсе не значит, что во время написания своих трудов тот обязательно был человеком преклонного возраста. Так могли называть любого монаха старше 30 лет, который пользовался авторитетом и занимался наставничеством других монахов или мирян. Так что это свидетельствует лишь о том, что Филофей уже во время подготовки посланий Мисюрю Мунехину пользовался влиянием и к его мнению прислушивались. Поэтому он мог напрямую обращаться к одному из самых высокопоставленных дьяков. Именно тот был инициатором переписки с псковским старцем, как следует из слов Филофея: «Прислал ты, государь мой, мне свою грамоту, а в ней писано, чтобы я включенное в нее сочинение истолковал». Традиционно считается, что Филофей также отправлял послания великим московским князьям Василию III и — что, скорее всего, является фантазией поздних редакторов — Ивану Васильевичу (Ивану IV Грозному). Впрочем, переписка даже с Василием Ивановичем может быть поставлена под вопрос. Во всяком случае, обращение к этому великому князю московскому в редакции второй половины XVI века едва ли не буквально повторяет обращение Филофея к Мисюрю Мунехину: «Прислал ты, государь, ко мне свою царскую грамоту, а в ней написано, чтобы мне писание твое изтолковати. И о том к тебе, государю, отписал».

Некоторые основания для установления возраста Филофея дает воспоминание им в послании по поводу морового поветрия во Пскове в 1521–1522 годах. Минуло тридцать лет, «как во европийских странах всех градов и мест пятьдесят паде: овы море потопи, друзии же от труса падоша, другия же земля пожре; идеже грады быша или места, тамо пропасти и ныне сведетелствуют», — писал он, сопровождая эти слова ремаркой, обращенной к Мисюрю Мунехину: «иже в наши лета учинися». Следовательно, упоминаемые события произошли на их с Михаилом Григорьевичем памяти 30 лет назад. Значит, Филофею было уже не менее 40 лет в момент написания этого послания. Точнее установить дату рождения нашего героя не удается.

Неизвестна и дата кончины Филофея. Те, кто придерживается догадки об игуменстве псковского старца, склонны относить смерть Филофея к 1542 году, поскольку тогда настоятелем монастыря уже становится Нил. После этого времени более или менее точно датированных произведений псковского старца не известно. Иногда, правда, называют другие даты, ссылаясь на то, что псковский старец якобы отправил послание Ивану Грозному, когда тот уже был венчан на царство (1547), а потому обращался к нему как «к государю царю и великому князю Иванну Васильевичю всеа Русии». Это послужило поводом полагать, что вскоре после того Филофей умер. Однако основания такой датировки крайне сомнительны.

О своем образовании Филофей отзывается предельно скромно: «и тебе, государю, ведомо, что яз грешной чернец, нищеи человек сельской и в премудрости не бех, еллинских борзостей не протекох и риторских астрономов не читал, и с мудрыми философи в беседах не бывал, а учился книгам и буквам благодатного Закона»[95]. Подобная сдержанная, если не сказать уничижительная оценка своего образовательного уровня довольно часто встречается у древнерусских авторов. Позднее, в XVII веке именно эти слова Филофея были приняты в качестве едва ли не обязательных для самохарактеристики истинных христиан. Так, «Скорописные прописи» 1643 года завершались рекомендацией, включавшей прямую цитату из послания старца: «Братие, не высокомудрствуйте, но во смирении пребывайте, по сему же и прочая разумевайте. Аще кто ти речет, веси ли всю философию, и ты же ему рцы: еллиньских борзостей не текох, ни риторских астроном не читах, ни с мудрыми философы в беседе не бывах; учюся книгам благодатнаго Закона, аще бы мощно моя грешная душа очистити от грех».

В то же время вряд ли следует понимать эти слова буквально. Филофей, несомненно, был хорошо обучен и начитан. Федор Иванович Карпов[96], отвечая на несохранившееся письмо Филофея, называет того «многоученым и в словах искуснейшим». По словам Федора Карпова, послание псковского старца позволяет его сравнить «с ученым мужем, извлекающим новые и древние вещи из сокровищниц своих, по евангельскому рассказу». Оно «Гомеровым словом и по правилам риторики удачно составлено, а не варварски, или неграмотно, но с грамматическим искусством». Филофей, отмечал боярин, «смысл божественных и человеческих вещей понял», что позволяет «обрадовать разум читающего». Такие характеристики старца, оставленные одним из наиболее просвещенных людей своего времени, владевшим латынью и увлекавшимся античной литературой, как говорится, дорогого стоят.

Действительно, послания Филофея, помимо свободного использования им текстов Писания, демонстрируют знакомство инока с целым рядом произведений. Он читал христианского писателя XI века Никона Черногорца, послания Иерусалимского, Антиохийского и Александрийского патриархов византийскому императору Феофилу (829–842), «Лествицу» Иоанна Лествичника, «Шестоднев» Иоанна экзарха Болгарского, «Космографию» Козьмы Индикоплова, «Хронограф», антилатинские трактаты предшественников, «Повесть о Флорентийском соборе», апокрифы и даже проштудировал «еретический» «Шестокрыл» — астрономические таблицы, позволявшие рассчитать солнечные и лунные затмения.

Так что можно с полным основанием согласиться с мнением В. Н. Малинина: «мы должны <…> признать нашего старца стоящим на уровне понятий лучших книжных людей, ему современных».

Вот, собственно говоря, и все, что мы точно знаем о Филофее. В распоряжении исследователей, как отмечал В. Н. Малинин, есть лишь

одна случайная