Персоны и персонажи - Сергей Львович Макеев

Он понял, что мы жульничаем, и наутро обратился с жалобой в суд. Судейский чиновник пришел взять мои объяснения. Я письменно засвидетельствовал, что никогда не бывал в таких гнусных притонах, никогда не играл в кости и даже не слыхивал о способах мошенничества в игре. Ну, кому поверят — декану Броди или какому-то трубочисту из Портсбурга? Разумеется, разбирательство на том и окончилось.

Иногда наши кражи были импровизациями, мы рисковали из чистого молодечества. Как-то вечером шли по улице мимо магазина Джона Тэппа, вдруг Браун сказал: “Зайду наудачу. Когда в магазине погаснет свет, вскрывайте замок и спокойно делайте свое дело”. Он зашел в магазин, разговорился с хозяином, слово за слово, Браун достал бутылку виски и предложил: “А не выпить ли нам?” Тэпп охотно согласился, запер магазин, погасил свет, поднялся с гостем на второй этаж в свою квартиру, и началось застолье. А мы тем временем утащили из магазина 18 гиней, 21 шиллинг, серебряные часы и кольца. Вскоре к нам присоединился Браун — сыт, пьян и нос в табаке.

Но еще большей наглостью была кража из библиотеки Эдинбургского университета. Всякий, кто там бывал, видел в витрине под стеклом церемониальную серебряную булаву — с нею ректор выходил в самых торжественных случаях. Понятно, все университетские двери делали мои мастера, все замки прошли через мои руки. Ночью в университете пусто, как на кладбище, дело было легкое, а эффект поразительный. Если бы мы обчистили кафедральный собор, нас и то меньше проклинали бы…

Дело сорвалось

… Да, я полтора года чувствовал себя ночным королем Эдинбурга! Клянусь, мое высокое положение не приносило мне такого удовольствия, как чувство тайной власти и безнаказанности творимого зла. В преступном ремесле тоже есть свои высоты, и мне хотелось совершить нечто еще более потрясающее, небывалое. К тому же, я по-прежнему нуждался в деньгах — вся добыча уходила в оплату моих удовольствий. Нужно было нанести решающий удар! И я решил ограбить Главное акцизное управление Шотландии. Туда стекались налоги со всей страны, куш мог составить не одну тысячу фунтов!

Здание акцизного управления располагалось в старинном двухэтажном особняке, огороженном с улицы невысоким решетчатым забором с узорчатой калиткой. Я не раз бывал внутри и знал план помещения. Сходил туда еще раз на разведку вместе со Смитом. Пока я отвлекал расспросами чиновников, Смит сделал оттиск с ключа, висевшего у входа, как в обычном доме. Трудность представляла только массивная дверь хранилища на втором этаже — по мнению Смита, ее можно было вскрыть только ломом.

Браун с Эйнсли по вечерам вели наблюдение за сторожем. Они выяснили, что служащие покидали здание не позже семи часов вечера. В восемь сторож запирал входную дверь и относил ключ к управляющему на дом. В десять часов мимо особняка проходил полицейский дозор. Значит, у нас было около двух часов.

Мой план был таков. Мы входим за ограду, Эйнсли остается снаружи, в случае опасности он должен свистнуть один раз, если приблизится один человек, три раза — если их будет больше. В это время я, Смит и Браун отпираем дверь, входим и запираемся изнутри. Я остаюсь на первом этаже, а Смит и Браун поднимаются наверх, вскрывают дверь хранилища и забирают добычу. На случай отступления у нас будет веревочная лестница, чтобы спуститься через окно в сад позади особняка. Ну, и на этот раз мы решили взять пистолеты. А чтобы запутать следствие, я придумал оставить на месте преступления шпору со сломанной пряжкой: мол, преступник приехал и уехал верхом на лошади, его станут искать где-нибудь в округе, а не в городе.

Подготовка шла четыре недели. Наконец, вечером четвертого марта я оделся во все черное, напялил старый отцовский парик и треуголку, сунул пистолет за пояс, прихватил фонарь и отмычки и отправился на встречу со своей шайкой. Я был в ударе и напевал любимую песенку из “Оперы нищего” Джона Гэя, которую часто давали у нас в Королевском театре:

В путь, друзья! Судьба зовет!

Час настал для нападенья,

Ну-ка, парни, прочь сомненья!

Добыча в руки к нам идет!

Мы дождались, пока сторож запрет дверь и уйдет, и тотчас приступили к делу. Входная дверь поддалась легко, все заняли свои места. Смит и Браун вскрыли дверь хранилища и очутились внутри. Каково же было их разочарование, когда они обнаружили там лишь две пятифунтовые банкноты, шесть гиней и несколько серебряных монет разного достоинства. Они продолжали поиски больше получаса, но так и не нашли потайного ящика кассира, в котором, как потом выяснилось, хранилось шестьсот фунтов!

Вдруг мы услышали, как кто-то отпирает входную дверь. Поскольку сигнал тревоги не прозвучал, мы предположили самое худшее. Я бросился на второй этаж и сразу к окну, следом за мной остальные, побросав отмычки, лом и маски.

Оказалось, это вернулся один из служащих, забывший какие-то бумаги, с которыми должен был поработать дома. Наш сообщник Эйнсли струсил и пустился наутек, забыв обо всем. Чиновник ничего не заподозрил, зашел в одну из комнат, взял нужные документы и спокойно вышел, заперев за собой дверь. Если бы мы затаились, то смогли бы продолжить дело, а потом уйти, не наследив. Но если бы мы столкнулись с чиновником нос к носу, то, несомненно, пристрелили бы его.

Однако, что сделано, то сделано. На другой день мы встретились, поделили скудную добычу и разошлись по домам…

Умереть или воскреснуть?

… Я был полностью уверен в своих сообщниках, не сомневался, что и этот неудачный грабеж сойдет нам с рук. Но, оказывается, Браун давно затаил недовольство. Денег мы добывали немного, а риск все возрастал. То, что мы взялись за пистолеты, значительно отягощало нашу вину: за вооруженное ограбление полагалась виселица. Последняя неудача толкнула Брауна на предательство. Газеты по-прежнему печатали обещание правительства: полное прощение сообщнику, если он выдаст всю шайку. И Браун, как Иуда, со своей долей в кармане отправился к шерифу. В ту же ночь были схвачены Смит и Эйнсли.

Весть о поимке ужасных разбойников уже наутро разнеслась по столице. Мне сказал об этом мой слуга, и я чуть не поперхнулся глотком кофе. Но взял себя в руки и стал размышлять: “Если я не арестован, значит, мое имя еще не названо. Вероятно, мои сообщники уверены, что я достану их и в тюрьме, а мое высокое положение и изворотливость помогут мне выйти сухим из