Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

рекой. Красивый дом, прибранный, в котором ещё не начала накапливаться на мебели пыль. Дом как будто ещё жил, как будто ждал людей. Но его шаги звучали там одиноко и печально. Вспоминания… Тоже были печальны. Особенно, как вспомнил он последнее свидание с дочерью. А печалиться генерал не хотел. Да и не было у него на то времени.

«К дьяволу всё! Дом надо продавать. И больше не вспоминать о тех, кто тут жил. Кстати, с учётом последних цен, дом стоит больше, чем двенадцать тысяч. Буду просить пятнадцать. Надо же покрывать уворованное».

⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀

Это был ловкий человек, что ни говори. Волков, на что уж имел цепкий взгляд, но тут бы не узнал его. Ну, никак Луиджи Грандезе скобливший бочки в Ланне, не походил на того Луиджи Грандезе, что приехал к нему в Эшбахт.

Этот был причёсан и отпускал аккуратную бородку. А ещё он был одет… Не то, чтобы богато… Скорее изыскано. Одет на тот южный манер, который на этой стороне от перевалов сразу бросается в глаза. А на пальцах у него было два золотых кольца. И ещё на небольшой шапочке перо, приколотое золотой брошкой. В общем, Грандезе теперь и близко не походил на подручного бондаря. Всякий увидевший его, скорее, решил бы, что перед ним купец средней руки. Он с интересом разглядывал внутреннее убранство дома барона, и Волкову показалось, что он удивлён его небогатой, деревенской обстановкой.

Видно, Грандезе видал дома и получше.

— Садись, — приглашает его генерал. — И рассказывай.

Луиджи уселся, поблагодарил за вино, и начал:

— Что же тут сказать, подворье то богато.

— Ты смог попасть внутрь?

— Смог, смог… Один из его управляющих, оказался моим земляком, зовут его Монци, он сам не из Туллингена, потому больших должностей там не получит, и он оказался зол на своего начальника Крумбайна. Стоило ему немного посочувствовать и многое рассказал. Этот Ханс Крумбайн заносчив, он из нобилей Туллингена, и всех остальных не жалует. А Монци был болтлив, я завёл разговор про доставку товаров от перевала, так они для того нанимают местных из Фринланда. И туллингенцы жаловались, что местные много берут у них за извоз. Я же справлялся о расценках за перевозку, выдавал себя за подрядчика, в общем, они меня пустили внутрь. И я там смог оглядеться.

— Олово видел? Много его?

— Видел, видел, — отвечает ловкач. — Много. Весь центр заставлен стопками из оловянных чушек. По моим подсчётам там не менее тысячи трёхсот пудов.

— Тысяча триста? — этого генералу было мало. — И всё? Или ещё где-то может быть?

— То, что я видел, именно тысяча триста пудов и было. Два дня я там пробыл, но сложенные чушки во дворе не убавлялись и не прибавлялись. Но там ещё я видел, как серебро прячут. Там небольшая дверь. Она прямо под конторой. Контора на втором этаже, а под нею казна за крепкой дверью.

— Значит под конторой. Но там внутри, как мне сказывали, есть ещё склады?

— Есть, много складов, и у многих тех складов были открыты двери, но там олова не было, — Волков его слушает и Луиджи продолжает: — Много сукна, сукно неплохое, видно из Нижних земель, хорошо прокрашенное, много скобяных товаров, гвозди, железная полоса… — И он качает головой: — но всё олово… Это то, что стояло в центре подворья в стопках. Но то, что его много проходит через подворье, в том сомнения нет. При мне, что я был внутри подворья, за пару часов было куплено три воза. Два воза ушло в Ланн, один воз купец повёз в Лейдениц. Но они даже не сгружали то олово на землю, сразу перегружали из прибывших телег в телеги покупателей.

— То есть, торговля у них идет? — спрашивает барон.

— Ещё как идёт, если за одну телегу платят целый мешок серебра. А тех телег за час купили три, — заверил его Грандезе. — Они там только и делают, что считают серебро.

— А золотом, там не платят, что ли?

— Думаю, платят, но я видел только серебро, а ещё тот купец, что вёз олово в Лейдениц, расплатился векселем, правда я не расслышал, какого дома тот вексель был.

И барон стал задавать вопрос за вопросом, и к своему удивлению, получал почти на всё обдуманные и небесполезные ответы. И про то, как устроено подворье, и где там контора, и сколько человек там работает, и сколько охраняет. И про телеги, и про обеды, и про тех, кто там главный. Как выяснилось, Луиджи Грандезе очень наблюдательный и неглупый человек. В общем именно такой, каким его и преподносил генералу Фриц Ламме. И тогда генерал просил служанку принести ему кошель, а из кошеля достал… четыре злотых. Один из них, сразу придвинул по столу ловкачу:

— Ты молодец, Луиджи, — И раскатывая на столе перед ним оставшиеся монеты, продолжал. — И у меня есть ещё для тебя одна работёнка.

— Что за работа, сеньор? — Грандезе сразу спрятал монету себе в кошелёк и готов был слушать.

— Работа… Она в Вильбурге. Ты бывал там?

— Нет, сеньор, я никогда там не был, ни разу ещё не заезжал так далеко на север.

— В общем, в Вильбурге есть один человек, а зовут его Франциск Гуту.

— Он из унгар или из эгемцев, — предполагает Грандезе.

— Он из людей воинских, я про него знаю, что у него рублены пальцы на левой руке, и близок этот Гуту к графу Вильбургу.

— И что же мне узнать про него, сеньор?

— Всё. Кто он, с кем живёт, с кем ходит по улицам. В общем, всё про него. Есть ли выезд, оруженосцы, с кем выходит на улицу. Там у меня на улице Кружевниц дом, можешь пожить в нём. Скажешь сторожу, что я дозволил. Я бы написал ему письмо, да он, кажется, грамоты не знает.

— Сеньор, — чуть заискивающе говорит ему Грандезе. Кажется ему немного неловко.

— Ну?

— Дело будет не быстрое… Можно ли мне в том вашем доме пожить с семьёй?

— От Ланна до Вильбурга четыре дня езды, потащишь семью в такую даль?

— Им лучше будет со мной, сеньор.

Волков кивает ему: ну, хорошо. Живите. И произносит:

— Там, при дворе герцога, есть одна госпожа… Зовут её Амалия Цельвиг. Это не глупая женщина. Если возникнет необходимость, найдёшь её, скажешь, что от меня. Она, по возможности, поможет. Вот только стоить то будет денег.

— Амалия Цельвиг, — повторяет Луиджи.

— Но без веского повода не беспокой её.

— Конечно, сеньор.

Когда ловкий человек Луиджи Грандезе ушёл, генерал сел