Том 8. Литературная критика и публицистика - Генрих Манн

и для широких народных масс стало долгожданным предзнаменованием больших перемен, больших, чем он сам того хотел, и вскоре после его пышного погребения последовала революция. Даже бедному и больному Руссо везло в жизни. Знатные люди любили его, несмотря на то, что он выступал против них. За ним ухаживали, его старались избавить от забот, и он мог чувствовать себя спокойно в круговороте жизни. Совсем не то Лессинг, его вряд ли можно сравнить с этими двумя, а скорее с Дидро — Дидро тоже характер исключительно мужественный, тоже один из первых независимых писателей. Но даже и для Дидро в его родной стране обстоятельства складывались благоприятнее. Лессинг вел жизнь не в пример более беспокойную. Над ним вечно тяготели долги, он подвергался преследованиям, а книги его — запретам; оставшись после всех бесплодных усилий свободным и гордым, он был вынужден поступить на службу к одному из ненавистных мелких тиранов. Но и служа библиотекарем у герцога Брауншвейгского{101}, он написал свою самую революционную пьесу — «Эмилию Галотти».

При всем этом своим величием он более обязан борьбе, которую он вел, чем своим творениям. И не творчество Лессинга в первую очередь известно потомкам, а сама его фигура. Его пьесы спустя сто пятьдесят лет уже утратили свое первоначальное значение или оно изменилось. Каждое произведение вызывает новые мысли у новых поколений. Собственно говоря, произведение, прожившее столько лет, вообще перестает быть тем, чем оно было прежде. Но фигура Лессинга остается неизменной. Пример одинокого борца производит более сильное общественное воздействие, чем любое намеренно созданное объединение, ибо он связывает века и поколения. Мы взираем на него с тем же чувством, что и наши предшественники, и так будет, пока мы будем способны ценить свободу духа и человеческое мужество, пока мы еще понимаем, что культура есть не сонное прозябание, а страстная борьба за правду в мышлении и в жизни.

ГЕНРИХ ГЕЙНЕ{102}

Призыв к сооружению памятника в Дюссельдорфе

енрих Гейне умер более семидесяти лет тому назад, но вряд ли найдется другой поэт, произведения которого за столь длительный срок не утратили бы созвучности эпохе и сохранили столько жизни. Гейне — это пророчески созданный прошлым образец современного человека. И тогда его духовный облик был близок нам, он был конкретным при всей склонности к фантазии, был резким и нежным, полным сомнений и смелости. Из своих великих страданий он творил не только маленькие песни. Он создал из них исповедь, которая тогда еще казалась необычной, он создавал из них такие призывы сердца, которые словно исходят из самой глубины нашего существа.

Молодежь — не одно поколение молодежи — выросла на его стихах. Она обожала Гейне, ибо он был ее воплощением, даже сердцам робким или черствым дал он изведать, что такое сила чувства. А людей, зрелых духом, он научил управлять чувствами. Его ирония, его страстность все эти десятилетия помогали духовному воспитанию юношей, вступающих в жизнь.

Но когда к истрепанным томикам Гейне обращался зрелый человек, он находил в нем зрелого человека, как юноша находил в нем юношу. Ибо каждый возраст одинаково присущ ему и узнает себя в нем. Он обладает тем зорким взглядом творческого духа, который охватывает все современное ему общество, вскрывает сущность его, сгущая краски действительности и воздействует на него с помощью меткого слова. Взгляд, подобный его взгляду, слово, подобное его слову, продолжает жить при всех превратностях судьбы. Каждый, кто читает его дневник, должен понять, что это хроника всех дней, включая и те, которые наступили после его смерти. В современном нам мире нет тайн для него. Будь он с нами, он вел бы те же бои, что и мы. Несправедливость и унижение человека все так же волновали бы его. И целью его по-прежнему оставалось бы очеловечение мира, духовное обогащение жизни. Он знал нас и наши заботы. Он был одним из первых, кто начал писать стихи на социальные темы. Он любил страну, подарившую ему язык, любил мужественно, без красивых слов. Он доказал ей свое постоянство и вечную преданность.

И когда к нему, измученному долгой болезнью, подошла старость, он проявил удивительную выдержку перед лицом смерти, он нашел перед лицом вечности самые суровые и в то же время покорные слова. Скорбь его исполнена силы, мы не знаем другого прощания с жизнью, столь же волнующего и гордого, как в его незабываемых последних стихах. Он явил собой высочайший образец для умирающих, как прежде являл образец для живущих.

Даже этого хватило бы для увековечения, для того, чтобы жить после смерти. Во всем он служил примером — как певец молодежи, как мужественный борец, как человек, сохранивший величие и в смерти! Он навсегда занял место в памяти целого народа и целого мира. Ему и не нужны никакие памятники, памятник Гейне нужен нам самим. Другие поэты, те, кому далеко до многогранности Гейне, кто в лучшем случае повторяет лишь одну из сторон его облика, уже дождались памятника, в котором так долго отказывают Гейне. Его современник Мюссе, кое в чем сходный с ним, хотя и имеющий несравненно меньше заслуг перед Францией, нежели Гейне перед нашей страной, был увековечен в одном из грандиознейших монументов Парижа{103}. Разве Германия вправе быть менее благодарной? Разве есть такое право у родного города Гейне?

У поэта Гейне есть все основания, чтобы предстать перед грядущими поколениями запечатленным в камне. Или, иначе говоря, чего недостает ему для этого? Он выражал свое внутреннее беспокойство и призыв своих страстей более правдиво и откровенно, чем это было принято в то время, но тем ближе все это нашему времени. И к существующим до сего дня силам, против которых он выступал и которые преследовали его и отправили в изгнание, мы, современные немцы, относимся точно так же, как и он. А то, что он был евреем, лишь доказывает притягательную силу немецкого языка, который наделил его творческим даром. Как пророческий выразитель типа европейского немца, он делает честь и Германии и самому себе. Иностранцы считают его почти своим национальным поэтом и — это тоже честь для Германии.

Генриху Гейне принадлежит будущее, ибо за него говорит прошедшее. Слава его вечна и влияние — нерушимо. И это решает все. Высокий уровень