6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине - Болеслав Вильгельмович Веверн

Начальник склада все-таки заупрямился и продолжал стоять на своем.

– Да понимаете ли вы, что мы идем в бой, и нам необходимо исправное орудие, а времени у нас нет? Вы же все равно будете все свое имущество не сегодня, так завтра эвакуировать, и если вы добром не дадите мне новое орудие, то я все равно возьму его силой, и получится только лишний скандал.

При этом Т. М. Галущук угрожающе приказал войти всем прибывшим с ним людям, и только таким образом ему удалось получить то, что ему было нужно.

Дня через два после нашего прибытия получилось распоряжение спешно разгрузить Брест-Литовск от частных жителей до последнего человека включительно. В городе поднялась паника: приходилось бросать все имущество на произвол судьбы. Квартиры с полной обстановкой, с бельем и даже с носильным платьем; магазины, переполненные товарами, – все было брошено несчастными жителями и торговцами. Брест-Литовск сразу изменил свое лицо: замолк, заснул, и только военные мундиры и форменные платья сестер милосердия время от времени появлялись на улицах.

– Ваше высокоблагородие, командующий бригадой просит вас немедленно прибыть к ним на квартиру.

С таким докладом ко мне в палатку вошел мой фельдфебель. Я сел в экипаж и поехал. У командующего бригадой застаю командира 1-го дивизиона.

– Вот что, господа: город Брест-Литовск и крепость спешно очищаются. Все казенное имущество увозится. Все войсковые части и учреждения немедленно выводятся. В Бресте остаются часть крепостной артиллерии, наша пехотная дивизия и один дивизион нашей бригады. Другой дивизион уходит. Неприятель уже близко. Крепость на днях будет осаждена и должна держаться до крайности, после чего нашим осажденным частям предоставляется самим себе искать выход, какой им будет угодно, вплоть до сдачи в плен неприятелю или, для более энергичных, вплоть до прорыва через осаждающее кольцо германцев. Итак, господа командиры дивизионов, тяните жребий, кому уходить, кому оставаться.

Командующий бригадой вынул носовой платок и завязал на нем узел.

– Узел остается в гарнизоне осажденной крепости. Тяните.

Мы взялись за концы зажатого в руке платка. Командующий бригадой разжал руку.

– Узел!.. Второй дивизион остается.

Командир l-ro дивизиона распрощался и вышел.

– Так вот: все, что вам нужно, вы можете просить где хотите и у кого хотите. Вам ни в чем не будет отказа, включительно до денег, если они вам нужны.

– Благодарю вас, господин полковник, нам ничего не нужно.

Я поклонился и уехал к себе в батарею.

Весть о том, что 2-й дивизион остается в гарнизоне крепости в жертву неприятелю, моментально разнеслась по бригаде. Ко мне сейчас же пришли командиры батарей: 4-й, временно командующий батареей поручик Козырев и 5-й, капитан Гофман.

– Ну что же, значит, судьба, от которой не уйдешь и не увернешься.

Наше положение в Бресте как-то сразу изменилось. Даже в поднявшейся суете в связи с эвакуацией нас везде сразу замечали. Все, куда ни повернешься, стали к нам как-то особенно внимательны. Начальник артиллерийского склада сам приехал ко мне справиться, не нужно ли нам чего-нибудь из склада.

– Берите все орудия, если вы в них нуждаетесь.

Ярко выразилось во всеобщем внимании и сочувствии положение тяжелобольного, умирающего, которого уже спасти нельзя, а потому врачи разрешили ему все давать, что он только захочет. И все, с грустными лицами, с грустными улыбками, старались проявить нам свое сочувствие.

Стало как-то не по себе. Скорее бы уходили, оставили бы нас одних.

Как раз в это время получаю записку от командующего дивизией генерала Ремизова: «Дивизия немедленно выступает навстречу противнику. Догоняйте нас и присоединяйтесь».

Я выскочил из палатки:

– Трубач, труби поход второму дивизиону.

На душе стало даже радостно, когда я услышал первые звуки родного сигнала: «Всадники-други, в поход собирайтесь…» – вылетающие из трубы моего трубача, чернобородого нижегородца, красавца Калина, на груди которого от натуги запрыгали его Георгиевские кресты.

Из палаток всего дивизиона, как по тревоге, высыпали люди и пустились бегом к лошадям и орудиям. Все рады, что томительное ожидание окончилось. Все равно: бой так бой. Не впервые.

Мимо нас тянутся обозы, парки, лазареты. Мы поворачиваем в противоположную сторону.

* * *

2-й дивизион вскоре нагнал ушедшую вперед пехоту. Мы двигаемся по широким крепостным дорогам, раньше обсаженным крупными деревьями. Теперь все эти многолетние красавцы лежат у дорог, погибшие под ударами ничего не щадящих стальных топоров.

Вон, влево от дороги березовая роща, когда-то свежая, цветущая, сейчас вся лежит, образуя естественную засеку для наступающего противника. Однако здесь постарались, ничего не пожалели.

Отряд остановился. Здесь будем ожидать подхода неприятеля.

Перед нами опустевшая деревня. На соломенной крыше одной из изб прилепилась двурогая труба Цейса. Горизонт ясен, пуст.

Как всегда в таких случаях, в свое свободное время мы распиваем чаи.

– Напивайтесь, братцы, плотнее: с наступлением темноты костры разводить запрещено.

И люди, хорошо уразумев последнее приказание, пьют чай не останавливаясь, до самого последнего возможного момента. И куда они вливают в себя такое количество чаю, причем непременно закусывают его большими ломтями ржаного хлеба?

Ночь. Все кругом замерло, все спит примиряющим сном.

Розово-серыми полосами покрылось на востоке небо. Холодно. Хочется спать. На горизонте понемногу обрисовывается линия далекого кустарника или мелкого леса.

Совсем светает. По-прежнему кругом все пусто и мертво.

Нет, не мертво: зоркие глаза наблюдателя уже разбирают какую-то жизнь в дальней растительности. В опушке показался человек… второй, третий… и через минуту все трое скрылись.

– Германские разведчики.

Появилась небольшая цепь. Коротким ударом отдался в избах деревни первый пушечный выстрел, нарушивший тишину ясного утра.

Дивизия начала свой обратный отход под защиту крепостных укреплений.

Прикрываясь земляным валом, в промежутке между двумя фортами стоит 6-я батарея. В пустом пехотном крепостном окопе, под козырьком с насыпанной сверху землей, покрытой дерном, я слежу за движениями противника.

Где-то справа уже идет бомбардировка одного из фортов, занятого нашей пехотой. Слева тоже началась канонада. Отвечают ли наши крепостные орудия? Кажется, еще нет: это слышатся разрывы германских снарядов, а не наши выстрелы.

– Ну, что у вас видно?

Этот вопрос мне задал командир 4-го полка полковник Иванов, появившийся у меня на пункте.

– Да ничего. Какая-то редкая цепь неприятеля окопалась вдали. А ведь наше здесь дело слабо, господин полковник?

– Да, очень слабо. Плохо нам придется.

– Ваше высокоблагородие, кавалерия! – перебивает наш унылый разговор наблюдатель Курилов.

Вдали по дороге шагом, открыто, идет эскадрон.

– Шестая батарея, к бою!.. Правым взводом огонь!..

Только легким свистом над головами у нас промчались шрапнели. Эскадрон вздрогнул и брызнул на полном галопе во все стороны, а на его