6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине - Болеслав Вильгельмович Веверн

– Спасибо.

* * *

Сильный взрыв и громадный фонтан черного дыма, земли, камней и металла. Люди повернулись и смотрят назад на поляну.

Это в отместку по нашим двум батареям.

Новый взрыв ближе… Сразу четыре на самой 6-й батарее.

– Прислуга в стороны, живо!

Вмиг опустела батарея. Лишь одни не знающие страха смерти орудия сиротливо остались стоять на местах.

Нет, не одни: оба мои офицера, как каменные, не шевелясь, стоят у орудий в дыму под градом осколков германских снарядов. Я залюбовался своими офицерами: поручик Кувалдин, спокойный, уверенный смотрит вперед, подняв голову, и по лицу его ничего не узнаешь. Точно нет в нем никаких чувств, волнующих душу Подпоручик Галущук повернул голову в мою сторону Я вижу в его глазах твердую веру в Судьбу и чувствую силу сковавшей его тело его воли.

А, так? Ну, хорошо!

– Шестая батарея, к бою!.. По дубовому лесу – беглый огонь!..

Через четверть часа все стихло.

У левого фланга 4-й батареи я наткнулся на два лежащих под шинелями тела. Это офицеры 4-й батареи поручик Козырев и подпоручик Соколовский. Сердце сразу застыло в груди.

– Убиты?

– Никак нет, ваше высокоблагородие, они спят. Легли, как только батарея стала на позицию, и заснули, да вот никак и не просыпались с того времени. Знать, крепко устали.

Я разбудил спящих. Действительно, крепко устали, если не проснулись не только от взрывов германских тяжелых снарядов и воя осколков, но даже и от выстрелов своих орудий, от которых бывает, что лопаются барабанные перепонки и не у очень нежных ушей.

* * *

Ночь спустилась на землю. Ночная прохлада очистила воздух от запаха гари и дыма.

На фланге наших позиций светится звездочка. – висит на березе фонарик: ночная точка отметки орудий. Утомленные люди, завернувшись в шинели, спят. Лишь одно первое орудие не спит: наводчик с жиденькой тощей бородкой, старовер Илья Варенков, пригнувшись, наводит орудие по светящейся точке. Свет от небольшого фонарика бросает свой тусклый луч ему на лицо и на грудь, на которой колышутся и поблескивают его кресты и медали.

– Готово.

– Огонь!..

Брызнуло ярким светом орудие. Граната со свистом быстро несется в германский окоп. Гулко, с раскатом, рвется граната, нагло нарушая святость окутавшей землю ночи, и снова все тихо, все спит, земля отдыхает.

Под утро наша пехота покинула свои окопы в лесу.

Мы отошли за Буг.

* * *

6-я батарея на походе. Накануне мы получили приказание оставить берег Буга и двигаться по присланному нам маршруту, но куда, мы пока не знаем. Известно только, что дивизия получила какое-то особое назначение.

Связь с противником мы, таким образом, потеряли совершенно и двигаемся в мирной обстановке с привалами, ночлегами и дневками. У нас говорят, что, конечно, нас перебрасывают туда, где плохо, – это обычная участь нашей отдельной дивизии, не входящей постоянной единицей ни в один из существующих корпусов. Что делать? Такова уж наша доля.

Мы идем через большие лесные пространства, очень слабо населенные, по плохим лесным дорогам и ночуем где попало, чаще всего прямо под открытым небом, без всякого признака вблизи какого-нибудь жилья.

Теперь нам эти переходы не страшны: погода хорошая, тепло, лошади прекрасно втянуты в работу, запас овса имеется большой. От недостатка съестных припасов мы не страдаем, так как самое главное – мясо – у нас всегда под рукой в виде своего собственного небольшого гурта рогатого скота, постоянно еще пополняемого бродячими коровами, брошенными злосчастными крестьянами, ушедшими в беженцы. Этот бездомный скот попадается довольно часто и, жалобно мыча, даже сам по себе присоединяется к нашему стаду.

В опустевших деревнях, встречающихся изредка на нашем пути, мы постоянно наталкиваемся на потерявших хозяев кур, уток и гусей. Все они, конечно, кончают свою жизнь в котелках наших солдат, многие из которых в последнее время стали даже отказываться от казенного обеда.

Дневной переход окончен. Орудия и ящики кое-как завезены в лес между крупных сосен. Лошади выпряжены и отдыхают на длинной коновязи, растянутой между деревьями. По лесу всюду костры: люди поужинали и теперь, собравшись кучками, кипятят постоянные чайники.

* * *

Дневка в лесу. Отлично устроились в тени громадных деревьев, и все бы было прекрасно, но только одна беда: воды нигде нет. Напрасно я разослал во все стороны своих разведчиков: вода есть, но далеко. Это нас не устраивает.

– Ваше высокоблагородие, а ведь мы сами добудем себе воду. Болота есть, стало быть, и вода будет.

Роют мои молодцы на болоте широкую яму, опускают в нее тут же сколоченный сруб – и колодезь готов. Только надо, чтобы вода отстоялась.

Забурлили на кострах солдатские жестяные чайники. Кругом костров расселись люди, пьют чай и с… вареньем.

– А варенье откуда?

– Да здесь же, ваше высокоблагородие, голубики сколько угодно, сахар тоже имеется, вот и варенье готово, только сварить – дело не мудреное.

Любят наши северяне варенье, благо ягод в наших лесах всегда сколько угодно и каких угодно. У наших северян свои особый вкус: наварили как-то, глядя на офицеров, котел молодой кукурузы – и всю выкинули вон.

– Это нам не подходит, не по утробе барская эта еда – слишком уж она нежна. Нам – что попроще, посытнее.

– Ваше высокоблагородие, – прибежал, запыхавшись, солдат, – пожалуйте на охоту.

– Какую такую охоту?

– Птицы невиданные какие-то. И много их – штук десять. А громадные какие да красивые. На деревьях расселись и ничего, не пужаются.

– Господи, да это же павлины! Откуда только забрались они сюда? Знать, из покинутой какой-нибудь усадьбы занесло их так далеко в погоне за кормом. Пускай их живут – жаль. Хвосты-то какие – видел?

– Так точно.

* * *

Мы нагоняем другую колонну, идущую обочиной дороги: это беженцы. Повозка за повозкой еле плетутся тощие крестьянские лошаденки. Унылый, усталый вид людей, потухший, притупленный взор, грязные лохмотья истасканной, изодранной одежды. Одна телега отстала: свалилось колесо. Другие безучастно ее объезжают. Здесь уже никого не трогает чужое горе. Никто не подумал помочь суетящейся бабе и мальчугану лет двенадцати, из всех сил старающимся надеть колесо на ось. Хорошо, что мы их нагнали, и наши солдаты мигом наладили дело, а то и осталась бы горемычная баба со своим мальчиком одна на дороге совершенно беспомощная – поверять свое горе одному лишь свободному ветру.

Вот они, плоды кабинетных рассуждений: уничтожить посевы, убрать население с