6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине - Болеслав Вильгельмович Веверн

ни рассматривали в бинокли вполне ясно видимое дерево, никакого наблюдателя увидеть не могли, но командир батальона продолжал настаивать на своем предположении, и потому я приказал 4-й батарее обстрелять грушевое дерево. Выполнивший эту задачу старший офицер 4-й батареи поручик А. М. Козырев после обстрела дерева сообщил командиру батальона:

– Все груши отряс с дерева, наблюдателя стрясти не мог.

Командир батальона обиделся. Пришлось извиниться.

* * *

Поход под Грубешов продолжался около двух дней. По дороге мы обратили внимание на большое количество в лесах черешневых деревьев, усыпанных спелыми, хотя и мелкими, но очень вкусными плодами. Останавливаться, конечно, для сбора черешен мы не могли и только с сожалением проходили мимо этих деревьев.

Остановившись на ночлег в одной из попутных деревень, мы застали здесь казачий пост, начальник которого, донской сотник, очень обрадовался нашему прибытию, так как в одиночестве от скуки не знал, что делать с собою. К ужину, к которому мы его пригласили, он прислал два ведра прекрасных лесных черешен и затем объяснил нам, что сбор черешен в лесу ими производится очень просто: посылаются в лес несколько казаков с топорами. Дерево рубят, а затем собрать черешни дело уже легкое.

Прошли через Грубешов, небольшой городок Холмской губернии, и остановились для ночлега в молодой дубовой роще. Ночью меня разбудил спавший в одной палатке со мною командир 4-й батареи Л. Н. Карабанов:

– Послушайте, ко мне под одеяло залез какой-то зверь.

Мы зажгли свечу и обнаружили прижавшегося к нему маленького зайчонка.

Утром спешно потребовали в бой.

* * *

За деревней Гоздово, на наших огородах, указан район для позиции нашего 2-го дивизиона. Колеса орудий и ящиков, копыта лошадей мнут роскошно развившуюся зелень овощей. Уже высокая широколистая кукуруза декорирует и без того хорошо укрытые орудия.

Впереди характерная стихия сильного боя: сухой, резкий треск рвущихся в громадном количестве германских бризантных снарядов, мягкое, сравнительно с ним, щелканье разрывов шрапнелей, белый дым которых уже слился в одно общее облако, рассекаемое фонтанами черного едкого дыма германских гранат и бомб. Огни разрывов, завывание крупных осколков, стон оторвавшихся снарядных трубок, шипение пролетающих снарядов…

Германцы готовят атаку на занимающую опушку леса нашу 77-ю пехотную дивизию, покрывая ее по своему обыкновению градом снарядов всевозможных калибров и видов. Их пехота уже двинулась густыми цепями, цепь за цепью. Почти бегом наступают германцы по открытому полю. Из-за леса летят им навстречу шрапнели, люди мешаются с дымом.

Из опушки сплошным роем засвистели пули. Мертвые и раненые указывают след наступления германской пехоты.

Мы стоим под углом к атакуемой 77-й дивизии.

– Лев Николаевич, голубчик, отдайте мне свою батарею! Двенадцать орудий почти во фланг неприятелю!

– Беглый огонь!..

Ничего не видно: сплошная белая клубящаяся пелена от огня соединенных 4-й и 6-й батарей.

Редеет. На поле все лежит. Из кучи тел поднимается офицер и машет над головой шашкой. Поле оживает: зашевелились лежащие кучи, и бурный поток германской пехоты вновь понесся вперед. Германская артиллерия усилила свой дождь снарядов.

– Беглый огонь!..

Белое клубящееся облако опять затянуло кипящее поле. За спиной у нас горит деревня и обдает нас жаром и фонтанами искр. Снаряды германцев воют и свистят у нас над головами.

– Беглый огонь!..

Германская артиллерия уже не стреляет. Атака отбита. Белая дымовая завеса на поле расходится. Поле мертво, покрыто только телами, которым уже не подняться. Вдали виднеются остатки уходящей назад германской пехоты.

Вечером мы отошли за город Грубешов.

* * *

Черное небо покрыло непроницаемым шатром взволнованную, полную человеческой кровью землю. Ночь не дает покоя: в воздухе масса всевозможных звуков от скрипа повозок, лошадиного ржания до стона раненых, которыми нагружен целый транспорт телег, прошедших в тыл. По всем дорогам двигаются тени отступающих войсковых частей, в настоящее время расходящихся по намеченным местам новых позиций.

6-я батарея повернула жерла своих орудий в направлении города Грубешова, оставляемого неприятелю.

Что даст завтрашний день?

Сзади батареи темнеет поле высокой пшеницы, тихо шелестящей своими колосьями. Впереди батареи бугор. Прикрывает ли он вполне батарею? Ночью, да еще такой темной ночью, ничего не видно. Батарея поставлена наудачу. Рано утром ожидается подход противника и, конечно, снова бой.

В темноте натыкаемся на небольшую кучку колючих кустов. Кажется, место высокое, лишь бы был какой-нибудь кругозор.

Стучат лопаты о подвертывающиеся камни, земля выбрасывается назад в кусты. Небольшой ровик готов, а насколько он будет пригоден – покажет утро. Сегодняшняя ночь еще наша, и все мы стараемся не думать о завтрашнем дне. Мы лежим на земле и жуем сухари, оказавшиеся в сумке одного из разведчиков.

Батарея уже около суток ничего не ела: бой, отступление, постановка на новую позицию отняли все наше время. Усталость дает себя чувствовать, и постепенно все мы засыпаем.

* * *

Ближний разрыв тяжелого снаряда сразу поставил всех нас на ноги. Сон слетел, и в бледном освещении рассвета мы начинаем оглядываться по сторонам.

Место наблюдательного пункта высокое, но совершенно открытое, и только несколько кустов ежевики прикрывают наши головы от взоров неприятеля. Мы не можем отсюда выйти незамеченными, и к нам никто не может подойти. Итак, мы, во всяком случае, до наступления темноты, обречены на полную голодовку. Мы протягиваем руки к кустам ежевики и с жадностью поедаем незрелые, едва успевшие покраснеть ягоды. К несчастью, этих ягод немного, и мы переходим на совершенно зеленые, но эти последние совсем несъедобны, и вместо приятной кислоты от них во рту мы ощущаем горечь.

Внизу, в лощине, алеют черепичные крыши небольшого городка. По гребню длинного холма перед нами торчат штыки нашей окопавшейся пехоты. Туда-то главным образом и летят снаряды противника, черным столбом дыма, земли и осколков вылетая обратно после каждого разрыва. Обстрел несильный, но постоянный, методичный.

Я смотрю влево: там за невысоким, поросшим кустами холмом стоит неприятельская тяжелая гаубичная батарея. Я ее вижу, вижу и густые колоссальные кольца дыма, вылетающие из жерл этих гаубиц после каждого их выстрела.

Странно: немцы как будто стреляют черным дымным порохом. Я направляю туда сразу две свои гранаты на предельном прицеле. Обе они пролетели едва две трети пространства до гаубиц. Итак, эта батарея неуязвима для наших орудий, поэтому она так откровенно и держит себя.

По всей линии идет довольно оживленная ружейная перестрелка, но неприятель не обнаруживает желания атаковать наши позиции. Это видно по огню их артиллерии, равномерно разбрасываемому по всей нашей линии с редким обстрелом тыла.

По телефону мне передают, что залетевшим в передки снарядом убит ездовой канонир Пытковский и ранены еще два