6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине - Болеслав Вильгельмович Веверн

Поредели ряды старых офицеров, многих из них уже мне не пришлось увидеть: кровь свою, жизнь отдали они своей Родине, выполняя свой долг перед Нею. От Карпат и до Сана разбросаны их безвестные могилы. Но ни время, ни люди, никто не сможет уничтожить их славы, их доблести и их высокой офицерской чести, которую без единого пятнышка сумели они донести до своих преждевременных могил.

* * *

Шуршат от легкого ветра листья берез, сплошным кольцом окружающих лесную поляну на которой по свежей зеленой траве разостланы скатерти. Вестовые в тарелках разносят горячие щи. В растяжку, лежа обедают офицеры, идут шумные разговоры, рассказы, воспоминания о совместных боях 6-й батареи с полком.

2-й полк завтра сменяет 4-й, находящийся на самом берегу Сана, в окопах. Полковник Ермолаев предлагает мне после обеда отправиться в окопы, осмотреть наши позиции и познакомиться с расположением неприятеля.

– Вы, наверное, не успели еще там побывать?

– Да, еще не был.

– Ну и отлично. Я ведь тоже там еще не был.

После обеда мы с ним вдвоем спустились из леса к лугу, испещренному ярко-красными пятнами растущего в изобилии на нем красного мака. Мы пошли по лугу напрямик и, только пройдя некоторое расстояние, сообразили, что мы совершенно открыты и представляем из себя для австрийцев прекрасную цель, и чем ближе мы подвигаемся к окопам, тем выстрелы австрийцев будут вернее. Идти же нам надо довольно долго, и сидящие на своем берегу, выше нас, австрийцы могут расстреливать нас сколько угодно.

Тем не менее полковник Ермолаев ни одним словом не обмолвился о положении, в которое мы попали, из чувства своей офицерской гордости продолжал идти медленным шагом и, как бы нарочно затягивая наше движение, то и дело нагибался и срывал в букет красные маки.

Я тоже стал рвать маки, считая неудобным высказать ему свои опасения, и таким образом мы тихо подвигались к окопам, разговаривая о совершенно посторонних вещах. Когда же наконец мы совершенно благополучно достигли своей цели, то взглянули друг другу в глаза и сразу расхохотались. В руках у нас красовались громадные красные букеты, которые мы сейчас же выбросили.

Через некоторое время мы отправились обратно, но уже кружным скрытым путем, взяв из 4-го полка солдата-проводника.

– Да, – сказал старый полковник под конец этой нашей прогулки, – что кому на роду суждено, того никак и никогда не избегнешь. Поверите ли, в Японскую войну ружейная пуля ударила меня в середину лба и вышла в затылок, прострелив мою голову насквозь. А вот я же выжил и совершенно здоров, хотя, знаете, это, может быть, по пословице: глупую голову и пуля не берет.

* * *

Бледное раннее утро постепенно заливает своим тихим светом березы нашего леса. Над широким впереди лежащим лугом поднимается густой белый пар, медленно вырастающий кверху. Вот он уже затянул тусклые пока полосы занимающейся на востоке зари.

В лесу мокро – все отсырело, даже стоящие в кустах орудия покрыты, как бисером, мелкими каплями влаги.

Несмотря на слишком ранний час, на батарее все уже встали. Какое-то общее тревожное настроение подняло на ноги всю батарею. Все чего-то ждут. Выстрел… Сухим треском пронесся он по белой пелене и отозвался затяжным эхом глубоко в нашем лесу.

Опять выстрел… Слева застукал пулемет, ружейные выстрелы – наши сухие, глухие – австрийские.

Гудок телефона:

– Наша пехота отступает.

Почему отступает наша пехота? Нажали ли вдруг австрийцы, или же сами отходим вследствие неожиданно полученного приказания?

Слева сильная ружейная перестрелка, видимо, там отступление нашей пехоты проходит не совсем гладко.

– 6-й батарее прикрыть отход нашей пехоты.

Зачем отдавать такие приказания? Само собой разумеется, что мы не бросим свою пехоту на произвол судьбы, но в настоящее время никакой поддержки пока не требуется: артиллерия противника молчит, перед фронтом батареи боя не слышно, если не считать редких отдельных ружейных выстрелов.

Стоявший в лесу, в резерве, 4-й полк проходит мимо батареи.

– Шестая батарея, пора уходить!.. Неприятель уже подходит. Второй полк отступает влево, перед фронтом никого не остается.

Наша соседка, батарея 20-й артиллерийской бригады55, покинула позицию.

Я передаю по телефону в штаб дивизии:

– Фронт нашей пехотой очищен. Резервный четвертый полк отступил. Прошу разрешения уйти с позиции.

Получаю ответ:

– Ваши сведения неточны: впереди вас находится второй полк, и наша батарея на его ответственности. Не волнуйтесь.

Слева ружейная стрельба усиливается. Перед фронтом батареи полная тишина. Туман редеет, и в нем вдали вырисовывается какая-то пехотная колонна. Неужели австрийцы?

Нет, это наши. По штыкам видно, что наши. На всякий случай передки подведены к орудиям. Пехота подходит ближе.

А ведь это 1-й батальон нашего 2-го полка. Я узнаю командира батальона капитана А. М. Купрюхина.

– Шестая батарея еще на позиции? Скорее уходите, австрийцы сейчас будут здесь.

– А где ваш полк?

– Слева. Слышите бой? Это наш полк отбивается от насевших австрийцев. Мы оторвались от полка в тумане. Уходите скорее.

Батарея с трудом начинает сниматься с позиции. Батальон поворачивается к противнику. Три роты рассыпаются в цепь, четвертая становится в резерве, на правом фланге батареи. Батарея благополучно скрывается в лесу с приказанием остановиться и ждать меня за селом. Батальон сворачивается и уходит.

Сквозь поредевший туман виднеются серо-голубые австрийцы.

Вдвоем с телефонистом я стою в опушке леса у телефонного аппарата.

В лесу трубач держит трех лошадей.

Я подношу трубку телефона к губам:

– Штаб дивизии, в каком положении дело?

– Не опасайтесь: впереди вас еще целый полк. А шестая батарея прикрывает ли своим огнем отступление нашей пехоты?

– Да, прикрывает.

Серо-голубые волны все приближаются. Мы сняли телефонный аппарат, сели на лошадей и уехали. Телефонный провод пришлось бросить.

* * *

Лес занят австрийской пехотой, пытающейся перейти в наступление. Поле совершенно открыто, они несут значительные потери, и продвинуться вперед им никак не удается.

К несчастью, мы не можем в настоящее время развить ту силу огня, на которую рассчитывает наша пехота: у нас ограниченное количество снарядов, и, сдерживая напор неприятеля, их надо растянуть до вечера. Вечером мы отступим.

В маленьком ровике, вырытом на одном из песчаных бугров посреди хлебного поля, я наблюдаю за боем. Рядом такой же ровик штаба 4-го полка. В настоящее время там, кроме командира полка и его адъютанта, находится еще полковой священник, никогда не покидающий полк на боевых позициях. Мы уже привыкли к его несколько комичной фигуре, без рясы, в защитного цвета солдатских штанах и