6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине - Болеслав Вильгельмович Веверн

Находясь под перекрестным огнем – своим и чужим, соединенная австро-германская пехота опять повернула на нас.

В это время одна из наших сибирских батарей, увлеченная боем, без зарядных ящиков, плохо рассчитав момент, выскочила вперед на открытую позицию для преследования бегущего противника и, расстреляв небольшой запас имевшихся в орудийных передках снарядов, попала под удар повернувших в новую атаку германцев. Батарея погибла.

– Шестая батарея! Командир корпуса благодарит батарею за работу!

– Шестая батарея! Инспектор артиллерии благодарит батарею за работу!

А батарея без перерывов жестоким огнем опустошает ряды противника, косит их, наваливает груды тел и серо-голубых, и серо-зеленых.

Вторая атака австро-германцев отбита. Пехота их рассеялась, частью сдались нашей пехоте две роты австрийцев, добежавшие до окопов с поднятыми вверх руками. Их осталось всего 14 человек из двухсот вышедших сегодня в атаку.

Бой прекратился, и только две германские шрапнели, как бы прощаясь, под самый конец боя лопнули как раз перед нами, осыпав меня и И. А. Тиличеева снопами своих режущих воздух пуль и, как ни странно, не причинив нам ни малейших ранений.

Гудок телефона:

– Сообщить в штаб корпуса: сколько шестая батарея сегодня в бою выпустила снарядов?

– Тысячу двести.

– Командир корпуса приказал сообщить командиру шестой батареи, что если еще раз повторится такой чрезмерный расход снарядов, командир батареи будет немедленно отрешен от командования батареей.

* * *

Неприятель на некоторое время оставил нас в покое, и это дало мне возможность заняться осмотром своих орудий, состояние которых начало возбуждать во мне сильное беспокойство. Разрыв двух орудий в бою у Воли-Залесской сам по себе послужил крупным поводом к серьезному беспокойству за участь остальных, а когда в последнем бою рассеивание снарядов53 начало превышать уже всякую норму, появилось опасение в повторении катастрофы.

В полной исправности оказалось лишь одно первое орудие, во всех же остальных обнаружилась прежде всего значительная расшатанность всей системы, в особенности колес. Но самую главную неприятность доставили нам каналы орудий, сплошь покрытые сильными выгарами. Во втором и шестом орудиях эти выгары оказались настолько значительными, что мы все были сильно удивлены, как они выдержали последний бой и не дали разрывов. Эти два орудия пришлось тоже отправить в обоз, и, таким образом, на батарее осталось всего их пять: три 4-й батареи и два 6-й.

Невдалеке от 6-й сводной батареи стояли на позиции четыре полевые гаубицы 1-й батареи 21-го мортирного дивизиона54 подполковника Николаева. Эти гаубицы в последнем бою оказались настолько расшатанными, что панорамы в их гнездах приходилось привязывать веревками, так как иначе после каждого выстрела панорамы выскакивали и отлетали назад. Эта батарея после боя вскоре была уведена.

* * *

Я получил приказание переменить позицию, заняв новую у выступающей прямо назад косы хвойного леса после ухода с этой позиции одной из батарей. Какими причинами было вызвано это перемещение 6-й батареи, я лично объяснить затрудняюсь, так как с обеих позиций, и со старой, и с новой, неприятель обстреливался совершенно одинаково.

С большим сожалением мы расставались с живописным болотцем, покрытым желтыми кувшинками, с уютной избушкой лесника, с тихим приветливым уголком необъятного Божьего мира.

Густая хвоя вершин прямых шумливых сосен совершенно скрывает небольшую походную офицерскую палатку, в которой за кипящим самоваром мы делимся своими впечатлениями о последнем бое, вспоминаем момент перед сдачей объятых ужасом бегущих с поднятыми руками австрийцев, выражение их лиц, животную радость спасения в первый момент плена.

Приятная прохлада, навеянная тенью скрывающего нас леса, легкий, приятный запах цветущих трав, смешанный с запахом смолы, – все как нельзя больше гармонирует с нашим настроением, с тем состоянием, когда усталое тело и разгоряченный мозг получили, наконец, свой желанный покой. Наслаждаясь всем своим существом текущим моментом, мы не заметили даже предательского треска мотора кружащегося над позицией батареи германского аэроплана.

Наше настроение было прервано резким сухим шорохом со свистом близко падающего снаряда и отвратительным треском разрыва тяжелой германской бомбы. Мы выскакиваем из леса, и первое, что бросается нам в глаза, – это большие черные кресты на крыльях кружащегося над нами аэроплана. Он сигнализирует: выпускает на воздух какие-то яркие цветные шарики, и вслед за этими сигналами вторая германская бомба взрывает землю на самой батарее. Осколки бьют по орудиям, один из зарядных ящиков горит. Из пробитых дверец ящика валит дым.

Одна общая мысль овладела мозгом как бы прикованных к месту застывших людей: сейчас будет взрыв.

Молодой фейерверкер 4-й батареи бросается к горящему ящику. В один момент сбрасывает на землю привязанные к ящику горящие шинели и ранцы, откидывает дверцу короба ящика и выкидывает вон лотки с горящим порохом внутри пробитых снарядных гильз.

Неминуемая опасность ликвидирована. Новый георгиевский кавалер украсил собою ряды 4-й батареи.

Аэроплан все кружится и все сигнализирует. Германские бомбы бьют по лесу, в котором скрываются люди батареи, и заставляют всех нас, оставив лес и батарею, отойти подальше в сторону. Когда бомбардировка кончилась и мы вернулись назад, мы нашли два трупа: старшего телефониста фейерверкера Безменова, убитого у телефонного ровика, и ездового-знахаря, фейерверкера Болотова, убитого у протекающей здесь речки вместе с парой своих красавцев вороных жеребцов, которых он в это время вел на водопой.

Вечером 6-я сводная батарея вернулась на старую свою позицию, к болотцу с желтыми кувшинками.

Я донес в штаб дивизии, что сделал это только по необходимости, чтобы избежать дальнейших ненужных потерь вследствие возможного нового обстрела батареи.

* * *

Неприятель все еще воздерживается от энергичного нажима на нас, хотя время от времени обстреливает редким огнем наше расположение. Мы тоже таким же образом редким огнем отвечаем ему, и в течение четырех последующих суток два орудия сводной батареи из-за окончательной их расшатанности и угрозы разрыва стволов пришлось опять отправить в обоз как совершенно непригодные к дальнейшей боевой работе. Эти орудия начали уже давать частые преждевременные разрывы снарядов сейчас же после вылета их из канала орудий.

Я отправился в штаб корпуса.

– С чем вы приехали, подполковник? – спросил меня не очень ласково начальник штаба.

– Ваше превосходительство, я приехал доложить вам о совершенной непригодности шестой сводной батареи, которой я имею честь командовать, к дальнейшей боевой работе.

Начальник штаба не дал мне докончить своего доклада:

– Нужно же кому-нибудь работать. Один не хочет, другой не желает, кто же будет работать, господа?

– Ваше превосходительство, у меня на позиции из девяти осталось только три орудия, да и те