Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 - Литературно-художественный журнал

Самый, пожалуй, откровенный отрывок:

«Был ли он сам сломан в этом колесе? Да, конечно, если говорить о сломанной на целых четыре года судьбе бывшего комбрига Серпилина, бывшего профессора Академии имени Фрунзе, бывшего краснознаменца, бывшего члена партии… Жизнь была переломана на такие куски, что, казалось, ей навек уже не срастись. И всё это вполне могло кончиться тем, чем кончилось для многих, – смертью, и даже не по приговору, а просто так, на этапе или в снегу, среди сопок, где и стоящего дерева-то нет, чтоб зарубку сделать…» и т. д.

Дальше: «“Да, такое время! Действительно такое! – мысленно подчеркнув это слово, подумал Серпилин. – И слова-то не подыщешь другого: такое! Всё в этом слове”.

У него сейчас было странное чувство, что тогда одновременно существовало словно бы не одно, а два соседних и разных времени. Одно ясное и понятное, с полетами через полюс, с революционной помощью Испании, с ненавистью к фашизму, с пятилетками, с работой до седьмого пота, с радостной верой, что всё выше и выше поднимаем страну, с любовью и дружбой, с нормальными людскими отношениями; и тут же рядом – только ступи шаг в сторону – другое время, страшное и с каждым днем всё более и более необъяснимое…»

В этом отрывке – ключ к пониманию советского человека той поры, настолько оболваненного, что он всё принимает на веру, даже пятилетки, а ведь в то же самое время, «ясное и понятное», черт-те что творилось: поэтов расстреливали, философов высылали, деревню уничтожали, «вредителей» обезвреживали, «бывших» и «контр» надолго сажали, чаще казнили, и многое-многое еще. Всё это было для такого – советского – человека, как Серпилин, в порядке вещей, вот только когда военных стали трогать, и его самого…

Эта уверенность в советском строе, непонятно как внушенная, этот ура-патриотизм, эта ненависть ко всему «буржуазному», ненависть не только к «царскому режиму», но и ко всем, кто его олицетворял, эта неистовая вера в исключительность своей страны, в то, что мы первые «правые», что мы лучше всех – всё это погубило целое поколение, или, вернее, несколько поколений. Французы сумели после своей революции перестроиться, русские не смогли, они продолжали и продолжали…

По идее, советская власть совершила немало доброго: уничтожила обязательность религии (хотя излишне грубо и кроваво), посадила крестьян и рабочих за парты (отняв у них, однако, право свободно мыслить), ценила искусство как альтернативу религии (добиваясь при этом «правильного» идеологического содержания)… но фанатизм всё погубил.

Еще одно заблуждение, внушенное советским людям:

«Этот немец казался Серпилину сейчас виноватым в том, что фашизм пришел к власти в Германии. А именно с фашизма в Германии всё началось! Именно с него!..»

Нет, не с него. Всё началось с большевизма в России. Задолго до преступлений нацизма были преступления большевизма. Именно как бы в противостояние большевизму нацизм и возник. Так что некого тут обвинять, кроме самих себя. Я нередко вижу, как сегодняшнее поколение россиян не понимает того элементарного факта, что их страна (вернее, не их страна, а власть, которая правила в их стране) являлась пугалом для всего остального мира. То есть, может, немного и понимает, но скорее больше гордится этим, чем смотрит критически. Ведь и в выпадах Гитлера изначально звучал пафос «борьбы с большевизмом», или, точнее, с «еврейским большевизмом». Потом, наверно, увидев, что с евреями справился сам Джугашвили, он приуменьшил свой идеологический напор, стали появляться другие мотивы – например, о «второсортности» славян, – но первый толчок был именно такой, антибольшевистский, это хорошо прослеживается в «Майн Кампф».

Мне кажется, что понимание фашизма (точнее, нацизма) как изначального зла во многом обусловлено тем, что Великобритания, а затем и США оказались союзниками СССР, что как бы «весь мир объединился против фашизма». Это заблуждение! Для Великобритании идеологический момент всегда выступал в качестве ширмы, как оправдание тому, что они вступают в войну с кем-то в Европе. Без разницы, с Наполеоном, с Гитлером. А на самом деле Великобритания всегда преследовала геополитическую цель – не позволить ни одной стране на континенте стать слишком сильной. При Наполеоне они якобы защищали принцип монархии, сейчас (вместе с американцами) – демократии, но цель одна и та же.

Однако я ушел далеко от Симонова. В книге «Солдатами не рождаются» он действительно не раз, и довольно откровенно, намекает на ошибки власти, в том числе на те, что касаются начала войны. По сравнению с сегодняшними апологетами Джугашвили, готовыми простить ему миллионы жертв за расширение границ империи (а в душе – и за то, что он отобрал у евреев власть), Симонов выглядит еще довольно честным, так что в целом этот том действительно читается как «антисталинский».

«Последнее лето» завершает эпопею, и завершает, как и полагается военно-патриотическому роману, на оптимистической ноте. Об ошибках тут уже не вспоминают, правда, выведен антигерой, верный сталинец Львов, но выведен поздно – в конце произведения выпускать на сцену новых героев бессмысленно, и особенного интереса Львов не вызывает. Вообще «добро» и «зло», как и подобает человеку, в генах которого имеется православная составляющая, разграничены у Симонова очень резко, даже слишком резко, в жизни всё более размыто. Полутонами он не пользуется, все герои или «хорошие», или «плохие», кроме разве Артемьева и Веры.

Как я уже сказал, войну Симонов показывает здорово, местами даже замечательно. Он ее знает, умеет расписывать обстоятельно и, как минимум на взгляд такого дилетанта, как я, правдиво. Патриотизм в его романе не пустой пафос, он основан на реальных событиях, на ужасах войны. Это то, что ценно в романе. Но до правдивости за пределами фронта, в обществе в целом, Симонов недотягивает.

Захлопнув том «Последнее лето», стал я мысленно сравнивать две эпопеи – Симонова и Льва Толстого (можно сказать, два главных русских романа о войне). И – отдаю предпочтение Симонову. Он пишет лучше, эмоциональнее, у него неплохой стиль, читать его легко и приятно, он не зануда, как Толстой. А что нет «философии» в конце – так прекрасно, что нет, те страницы в романе «Война и мир» – самые слабые.

Что у этих двух авторов общего – они не рассказывают читателю о прошлом своих героев. Это непрофессионально. Мы все родом даже не из своего детства, а из детства наших дедушек и бабушек. Помню, как меня, когда я перечитывал «Анну Каренину», поразило, что Толстой ничего не говорит о свадьбе Карениных. Но ведь это важнейший день в их жизни и судьбе! Ладно, по тем временам не было принято описывать эмоции и ощущения