Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 - Литературно-художественный журнал

На улице было мерзко. То мелкий дрянной снег, то ледяной быстрый дождь, то холодное солнце. Не сказать, что я был одет по погоде, но как-то угадал, что со мной обычно не происходит. На мне были потертые вельветовые штаны и твидовый пиджак, в которых я выглядел то ли оксфордским профессором, то ли фермером, а поверх – короткая дубленка неимоверного цвета и странного покроя. Нелепая, как лошадь у д’Артаньяна. По словам Рошфора, лошадь сначала была ярко-желтой, потом он назвал ее оранжевой. Но Жерар Баррэ у Бернара Бордери уверял, что его Вельзевул был зеленого цвета – зеленого! А Жерар Баррэ – настоящий д’Артаньян, что ни говори. Ну не Боярский же! Моя дубленка, похоже, была сшита из шкуры неведомого полосатого животного и неизменно вызывала изумление почтенной публики и ехидные вопросы типа: из какого такого зверя она сделана? Я отшучивался, что однажды заблудился в дождливых лесах Тасмании, пришлось питаться одними тасманийскими тиграми, а из их шкур – вот, построил себе… э-э… полупальто.

Улочки, переулочки – всё вдруг осточертело. Захотелось чего-нибудь крепкого. Выпив в бистро дешевого коньяку, я повеселел. И настроился весьма дружелюбно к неторопливым прохожим, к зевающим продавцам всякого пронафталиненного барахла, которое было вытащено на тротуары из магазинчиков. Но скоро коньяк выветрился из башки, и опять стало как-то угрюмо и пусто. Вернувшись к отелю, я зашел в винную лавку – аккурат напротив – и купил две бутылки шабли. Продавец уверенно поднял толстый большой палец, одобряя мой выбор. Но в вине я всё равно ничего не понимаю. Выбирал самое простое на вид, а заплатить пришлось какие-то несусветные деньги. Потом зашел в булочную, набрал теплых булок. Тут же купил с лотка печеную куропатку, а может, это вовсе и не куропатка была, а просто маленькая курица, кто ж знает… Захотелось сыру, но махнул рукой и пошел к себе. Шаин за стойкой был невозмутим.

Я пил вино, щипал хлеб, в окне стоял серый день. В комнате было холодно. Я подумал, что надо бы все-таки сходить купить крепкого. Запел вполголоса «Ой, мороз, мороз». Допел до конца, выпил вина. Затянул тихонько «Лучину».

Калле Каспер

Поэт, прозаик и драматург. Родился в 1952 году в Таллине в семье юристов. Окончил отделение русской филологии Тартуского университета и Высшие курсы сценаристов и режиссеров в Москве.

Автор нескольких романов, в том числе эпопеи «Буриданы» в восьми томах (премия Таммсааре), пяти сборников стихов на эстонском и одного на русском (под гетеронимом Алессио Гаспари). Лауреат премии журнала «Звезда» (2005, 2017). Роман «Чудо», написанный на русском языке, вошел в длинный список последнего «Русского Букера» (2017) и в тройку финалистов премии Гоголя (2019).

Заметки o трилогии Симонова

Стал читать «Товарищи по оружию» сразу после эпопеи Золя. Это она (точнее, ее предпоследняя часть – «Разгром») навела меня на эту мысль. И – первое впечатление – то, что написал Симонов, вовсе не литература. Где чудесные, красочные описания Золя, где метафоры, где глубокая или не очень, но все-таки психология героев? Увы. Краткие серые фразы, психология в духе Льва Толстого, чего я совсем терпеть не могу: «Он посмотрел на нее и подумал, что не может ей сказать того, что он думает, а она слушала его и думала, что он хочет ей сказать что-то, но не скажет» (пример сфабрикован мною). Автор всё знает, всех понимает, всем сочувствует.

Но потом я вчитался и понял, что несправедлив к Симонову. Нет, это все-таки литература, только другого типа, по стилю напоминающая, скорее, «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря. Да, сухо, да, без метафор, зато ясно и четко. Человек пишет о том, что он знает, – о войне. Это уже хорошо, что знает, но, кроме того, сама война – благотворный материал, в нем драматизм присутствует изначально. И можно преподнести множество сюрпризов читателю, ведь на войне умирают неожиданно – только что человек ходил, стрелял, был жив-здоров, потом пошел погулять между барханами, бац! – и нет его. Убили. (Этот пример тоже сфабрикован, но примерно так всё и происходит как на войне, так и в романе.)

Сюжет развивается естественно, как будто сам собой – один бой проигранный, другой – победный, еще победный и окончательная победа. Люблю, когда автор ничего не выдумывает; кое-что он, бесспорно, и придумал, прежде всего, героев (хотя наверняка имел прототипы), но поскольку хорошо знал материал, то получилось убедительно.

Проблемы. Во-первых, уж очень одинаковые герои. Нелегко, конечно, показать человека на войне со всех сторон, но какие-то различия между ними всё же должны существовать; тут единственный, кто отличается от прочих, который личность, – Козырев, он запоминается легко, другие – с трудом. Все они как один – «люди долга». Долг для них главное, и они его выполняют как могут.

Что ж, прекрасно. Но разве не бывает между героями противоречий? У Симонова – нет, только мелкие дрязги, а по существу – отсутствуют. Все одинаковые, верные советские люди.

Что ж, опять – может, так и было. Может, сумели воспитать такое поколение, фанатичное, посвятившее себя делу коммунизма. Только страшно становится от такого поколения (да и было страшно). Никаких недостатков не видят они в советской власти, она во всем права! Ну, немного они смущены, когда узнают о пакте Молотова – Риббентропа, но только немного, нет ни одного, кто б не то что сказал, а хотя бы подумал: ну и сволочь же все-таки, пошел на договор с фашистами, а столько лет говорил – главный враг, главный враг! Разве с врагом можно так?

И что особенно странно – никто не вспоминает про «чистку». А ведь не только политиков прикончили, военных тоже! Так сказать, своих. И кстати, благодаря «чистке» все эти ребята, герои романа, офицеры, выдвинулись. Я не о том, что они должны осудить ту мясорубку, но хоть бы с ужасом подумать: вот что сделали с теми, а что с нами будет, если?.. Или кто-нибудь: вот здорово, что стариков укокошили, без этого мы полжизни в «младших» бы ходили.

Вот такие вопросы, в основном касающиеся «исторической правды».

Но Симонова можно понять – роман-то написан, когда честности был поставлен предел: лишнее слово – и капут. Хорошо, если просто не издадут, а ведь могут и посадить. И поэтому выдвигаю тезис, что советская власть, при всей ее материальной щедрости к писателям, на