Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 - Литературно-художественный журнал

самом деле губила их творчество. Процитирую одну из героинь моих «Буриданов», филолога Викторию: «Писатель должен прямо и честно говорить о том, что он видит вокруг». А как это делать, если в затылок упирается пистолет? Вот и Симонов попался. Жаль. Ведь хорошо пишет, а если бы еще и смело и честно…

«Личная» жизнь героев передана серо, причина ясна – если все они «люди долга», то и всё личное у них подчинено долгу. И жены их обязаны это понимать и жертвовать собой ради того же долга. И что тут еще говорить.

Действительно, страшная была страна.

И всё же от романа осталось бы неплохое впечатление, если бы не штрих в концовке, при обмене пленными, совсем неубедительный. Что японцы у нас в плену все леченые и сытые, а наши у японцев – голодные калеки, ладно, кто знает, может, так и было, проверить не имею возможности. Но что японец, когда его возвращают к своим, кричит: «Да здравствует коммунизм!» – это, извините, такой перебор, что я поперхнулся. Может, автора заставили написать в конце что-то «этакое»?

Постскриптум. Симонов проговорился. Как только был заключен пакт с Гитлером, в СССР объявили мобилизацию в семи западных округах (Синцов под нее попадает). Зачем, если пакт мирный? Понятно зачем. Но об этом подробней, когда дойду до второго тома.

Второй том («Живые и мертвые») еще драматичней, чем первый, что и понятно: в «Товарищах по оружию» действие в основном проходит в Монголии, то есть на чужой территории, и война там локальная, а тут – родные края, свой дом, свои семьи, своя страна, наконец. Но какая страна: Россия или СССР? Для Симонова это едино, но на самом деле здесь огромная разница.

Читая биографию фельдмаршала Манштейна, я наткнулся на удивительный казус – после взятия Крыма некий русский священник (эмигрант) в знак благодарности послал ему драгоценный подарок. И это был не единичный случай. То есть подарок, может, и единичный, но подобное отношение эмигрантов к той войне – отнюдь. Когда Германия напала на СССР, они вдруг оказались перед выбором – вот проклинали, проклинали большевиков, желали им скорой смерти, а случилось так, что Гитлер далеко не ангелочек, а очень даже противный тип, не Наполеон, во всяком случае, пошел войной на их, пускай бывшую, родину, – и за кого теперь болеть?

Решали по-разному. Часть (среди них тот священник) встала на сторону Германии – так сказать, всё равно кто, главное, чтобы перебили «большевиков и евреев», а часть передумала – как-никак своя страна, Россия. Господин Гитлер рассуждает о «второсортности» русских, это не дело, лучше уж коммунисты, они в большинстве все-таки русские, ведь евреев к тому времени Джугашвили от власти практически отодвинул, одних в Сибирь, других в российский чернозем. Россия или СССР? – это как минимум вопрос. Должен ли его обсуждать советский офицер, хотя бы лишь мысленно, сам с собой, в душе? В душе человек должен всё обсуждать, особенно если он писатель. Политики создают мифы, миссия писателя – их разрушать. Когда же писатели на все сто процентов принимают «правду» политиков – значит, они не настоящие писатели.

Немного я, однако, преувеличил. Мимо вопроса «Россия или СССР» Симонов, да, проходит, но вопрос о правильности действий власти он все-таки ставит, причем в двух аспектах. Во-первых, уничтожение перед войной офицерского состава, не упомянутое в первом томе, в «Живых и мертвых» легкому обсуждению подвергается, об этом размышляет любимый герой автора, Серпилин. Но как?! Единственное сомнение Серпилина – чисто военного плана: дескать, не ослабили ли мы таким образом нашу армию? И это говорит человек, которого самого в ходе «чистки» посадили (а могли и расстрелять!) и который лично знал многих расстрелянных! И говорит цинично: «Конечно, свет на них клином не сошелся…» – в смысле, что победим и без них. У Серпилина (и, видимо, у автора) не возникает и мысли о том, что, возможно, вся «чистка» – преступление. Или, как минимум, некомпетентное решение некомпетентных руководителей. Помните, у Азимова: «Насилие – последний аргумент некомпетентных»?

Второй аспект, которого Симонов слегка касается, – почему СССР оказался не готов к войне? Описывая хаос первых дней войны (а сделано это живо, драматично), он время от времени, устами в основном Синцова, задается вопросом: почему так случилось? Увы, дальше риторики ни герой, ни автор не идут, о пакте Молотова – Риббентропа не вспоминают. А жаль. Этот пакт стал губительным не только для Польши, Балтийских стран – в еще большей степени он был губителен для СССР.

Я не говорю о военной стороне вопроса, хотя и тут у меня большие сомнения насчет целесообразности продвижения границы вглубь Польши, где не было защитных укреплений. Но главное – психология. Представьте себе ситуацию «без пакта». Германия всё равно напала бы на Польшу и вышла бы на границу СССР. И тогда вся страна была бы готова к тому, что война может грянуть в любую минуту. Стали бы дополнительно укреплять оборонительные рубежи. Провели бы мобилизацию. Внимательно следили бы за тем, чем занимается ожидаемый противник. А сейчас Германия смогла напасть на СССР неожиданно. Пакт создал у советского народа иллюзию если не дружбы, то хотя бы нейтралитета.

Другими словами, весь этот хаос, который описывает Симонов, имел конкретную причину – некомпетентные действия руководителей страны.

И тут я вспоминаю другой военный роман, тот самый, который подтолкнул меня перечитать Симонова, – «Разгром» Золя. Он тоже о начале войны, тоже о хаосе, но с какой гражданской смелостью Золя бичует свою французскую власть за ошибки, за глупость и трусость! Симонову такой смелости не хватило.

Про «Товарищей по оружию» я писал, что создается впечатление о поколении, покорно верном делу коммунизма, без единого сомнения, как по отношению к коммунистическим идеалам, так и к конкретным лицам, власть имеющим – раз это коммунистическая власть, значит, она во всем права. В «Живых и мертвых» это впечатление усиливается. Вся история с партбилетом Синцова своей абсурдностью напоминает Кафку. Что за чудовищная страна, которая смогла выработать у человека такие неестественные установки?

Хорошо все-таки, что ее уже нет.

Третий том, «Солдатами не рождаются», состоит из двух книг. Первая так и называется, а вторая – «Последнее лето». Оба тома толстые, основательные. Первая книга – самая откровенная из всей эпопеи. Написал «откровенная» и вспомнил рака на безрыбье. О настоящей откровенности говорить не стоит, вся «крамола» подается намеками, экивоками, короткими размышлениями.

«В тот вечер Валентина Егоровна, зная всё, что творилось кругом, зная, сколько пустых, запечатанных квартир стоит в казенных военведовских домах…» Нам, бывшим советским