Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

Него ярлык антииудаиста, освободителя от ярма еврейского закона, пророка индивидуализма в религии. В настоящее время реакция против подобной односторонности так далеко перемахнула через цель, что в науке господствует еще более, пожалуй, крупная ошибка: Иисуса сводят на уровень среднего еврея своего времени; Его называют «классическим евреем», в лучшем случае величают реформатором, провозгласившим лозунг: назад от вырождения фарисейства к великим пророкам; большинство видит в Нем лишь особо одаренного представителя апокалиптически настроенного меньшинства в позднейшем еврействе, представителя тех людей, которые жили только надеждой, как фарисей — только законом. В виде исключения истина здесь находится посередине: корни Иисуса глубоко проникли в еврейскую почву. Он питался всеми теми жизненными соками, которые давала ему ветхозаветная религия, но вершины Его простираются ввысь далеко над всем наивысшим, что когда-либо выросло в этом лесу, в над-еврейской области. Разве проклятие чужеземцу провозгласили только фарисеи и саддукеи, а не бесчисленные смиренные из народа, друзья книги Еноха и апокалипсисы Баруха вместе с ними? Если Он только проповедовал грядущее, еврей, как и они, почему же не пошли они за Ним?

Царство Божие. Зародышевой клеточкой Евангелий Иисуса является, правда, уверенное ожидание близости Царства Божия. Мысль, желанная для каждого благочестивого еврея, хотя представление об этом Царстве сильно колебалось. Беспомощное несогласие царило в таких основных вопросах, как, например, будет ли утверждено это Царство на нашей земле, хотя бы только в земле обетованной, так что Рим должен будет уступить свое господство Иерусалиму, или оно будет на том свете? Будет ли Бог управлять этим Царством через посредство наместника — человека (Мессии), или небесного представителя, или лично — дух среди духов; будет ли это Царство являть собой нечто окончательное или снова лишь преходящее, и, сообразно этому, наступят ли восстание из мертвых и Страшный Суд до начала этого Царства, или последуют позже? Фантазия апокалиптических писателей позднейшего еврейства нашла здесь широкий простор для подробных и разнообразных изобретений отдельных деталей, для вычислений различных предзнаменований; их эпос занимался изысканием причин, почему Бог все еще медлит с осуществлением Царства.

Иисус довольствуется лишь сильным, постоянно возобновляемым указанием на самое существование Царства; Он разочаровывает любопытство, подчеркивая невозможность вычислить день и час наступления Царства, и пользуется этим одновременно и для серьезного морального напоминания. Он говорит: «Бодрствуйте, будьте всегда готовы». В свою очередь, готовность состоит не в чем ином, как в справедливости, чистоте от грехов и сокровище добрых дел, — без всего этого заперт вход в Царство.

До сих пор Иоанн Креститель шел бы рука об руку с Иисусом; совершенно в его духе настойчивое напоминание о покаянии, дабы грехи простились еще вовремя, как дополнение к проповеди Царства; он узнал бы себя также и в угрозе, что скоро утратят и последнюю надежду на допущение в Царство современные вожди Израиля, а вместе с ними, может быть, и все настоящее поколение, ибо презрительно пренебрегают они заповедями Божиими.

Там, где выступает кое-что из представлений Иисуса о Царстве Божием, оно носит истинно еврейскую окраску. Согласно Мф. 19, 28, кажется, будто только двенадцать колен Израилевых будут подданными нового Царства; это подтверждается тем, что Иисус (Мк., 7, 27) бросил сиро-финикийской женщине фразу, в которой Он, как кажется, определяет соотношение язычников и евреев, как собак и детей; а речь Его при отправлении апостолов на проповедь (Мф., 10, 5, 7, и 23, 1 сл.) ясно ограничивает Его интерес в проповеди Царства Божия еврейским народом.

И все-таки идеал Царства Божия Иисуса тем отличается от идеала еврейского, что перелагается им и на почву современности в течение истории. Правда, при этом нельзя ссылаться на притчи о плевелах среди пшеницы или о сети с хорошими и испорченными рыбами; такое толкование их может возникнуть только благодаря неловким выражениям во введении: Иисус не провозглашает сосуществования добрых и злых при осуществлении Царства Божия; нет, только пока не наступит Царство небесное, должны мы подчиняться этому сосуществованию, а не истреблять с неуместным фанатизмом то, чему Бог дозволяет еще расти.

Знаменитые слова Луки, 17, 20 сл.: «Не придет Царство Божие от одного только ожидания, и не так, что скажут, вот оно «здесь» или «там», ибо вот оно «среди вас», ни в коем случае не хотели первоначально поставить идею невидимого и, может быть, извечно существующего Царства Божия на место народного представления; они должны были в полной форме довести до сознания вопрошавших, что они вряд ли увидят когда-нибудь Царство Божие, — не потому, что думают о нем неправильно, а вследствие суетных дел своих.

Глубокомысленная притча о медленно и без людской помощи зреющем посеве (Мк., 4, 26-29) могла иметь целью умерить эсхатологические эксцессы; только посылка серпа могла уподобиться наступлению Царства. Однако притчи о зерне горчичном и о закваске не допускают толкования в применении к существованию чего-то по ту сторону исторической действительности, после Страшного Суда, хотя обе притчи стремятся выяснить сущность Царства Божия.

Борьба со времени дней Иоанна (Мф., 11, 12) за Царство небесное, ссылка (Мф., 12, 28) на изгнание демонов Духом Божиим, как на признак того, что «конечно, достигло до вас Царство Божие», позволяют думать, что он допускает некоторым образом существование Царства в современной действительности и вносит также и в Царство Божие понятие развития, составляющее полную противоположность еврейским представлениям об этом Царстве.

Сознание себя Мессией. Полное понимание вопроса зависит от ясного представления о связи, установленной Иисусом между Своей личностью и Царством, т. е. от понимания его самоопределения. Он, естественно, никогда не сомневался, что Бог обеспечит Ему, как пророку Царства, почетное место в этом Царстве; и мученическая смерть ничего в этом отношении не изменяла; для чего же иначе существовало бы восстание из мертвых? Но и то и другое в равной мере относилось и к Иоанну, величайшему из рожденных женщинами.

Неужели же Иисус хотел быть только новым изданием Иоанна, третьим Илией после этого второго? Безусловно, нет. Для Него Иоанн — последняя и одновременно величайшая фигура прошлого мира; Себя Самого Он сопричисляет уже к новому, для измерения величия которого не годятся все мерки прежнего. Иисус чувствует Себя уже не пророком, возвещающим новый мир, а лицом, приобщенным ему почти в полной мере, не одним из многих, а первым, величайшим из всех, одним словом, лицом, принесшим с собой Царство Божие. Правда, определенно Он этого притязания не высказал, да и вообще не присвоил Себе никакого громкого титула; но лишь при подобном предположении явится для нас возможность понять Его твердую уверенность в своем призвании. Давно