Полководец, Суворову равный, или Минский корсиканец Михаил Скобелев - Андрей Борисович Шолохов

Теперь «белый генерал» был уверен, что с таким обилием вьючных животных ему удастся преодолеть бескрайние пески. С помощью капитана второго ранга С. О. Макарова (будущего адмирала) он использовал Михайловский залив как водную артерию для проникновения в глубь страны, обследовал, насколько судоходна каждая река, и усиленно занялся проведением железных дорог – обыкновенной и переносной.

Через несколько дней после прибытия Скобелев уже определил главные направления экспедиции: от Красноводска и Чикишляра – от двух оснований треугольника он наметил вершину, базу для наступления – Кизыл-Арват.

Скобелев прибыл в Чикишляр 7 (19) мая 1880 года. На том же пароходе, на котором плыл он, везли и его чудного, необыкновенной красоты, белого коня. Когда пароход уже приближался к берегу, Михаил Дмитриевич не позволил идти к пристани, а распорядился остановиться прямо в море. Потом он приказал вывести своего коня и спустить его в море. Красавец-конь немедленно очутился на волнах седого Каспия. Умное животное огляделось вокруг и поплыло прямо к берегу.

– Выплывет – успех нас ждет! – громко, так, чтобы все кругом слышали его слова, произнес генерал.

На пароходе все замерли. Белый красавец уже слился с седою пеной буруна. Его несколько минут не было видно. Вдруг громкий возглас восторга потряс пароход. Кто в бинокли, кто невооруженным глазом увидели коня генерала, благополучно выбравшегося на берег. Еще мгновение – и конь, отряхнувшись, уже мчался с веселым ржанием к лагерю.

Чикишляр – это старая, полуразрушенная, не столько людьми, сколько временем, текинская крепость на восточном берегу Каспийского моря. Уже давно, когда русские только стали утверждаться в песчаных пустынях, остатки крепости были превращены ими в наблюдательный пост. Появились кое-какие строения, замелькали «белые рубахи» молодцов кавказцев, почти непрерывно слышался рев верблюдов.

В мае 1880 года Михаил Дмитриевич прибыл сюда вместе с начальником штаба полковником Николаем Ивановичем Гродековым. Понемногу стали собираться офицеры, и скоро заброшенный пост так и закипел веселым оживлением.

Среди прибывших военных особенное внимание обращал на себя высокий, красивый старик, чрезвычайно подвижный, всегда веселый, улыбающийся. Постоянные обитатели Чикишлярского поста с удивлением поглядывали на него. Старик, видимо, был очень близок к Скобелеву. Он непринужденно разговаривал с прославленным героем, иногда слышали, как он, говоря с ним всегда по-французски, называл его сыном. Михаил же Дмитриевич относился к нему с почтительностью и заботливостью.

– Кто это? – спрашивали чикишлярцы у прибывших с генералом.

– Разве вы не знаете? – в свою очередь удивлялись те, – это Жирарде.

– Кто такой Жирарде?

– Учитель и воспитатель Михаила Дмитриевича.

Жирарде все время стремился быть поближе к своему гениальному воспитаннику. Он был с ним и в Хиве, и в покоренном Коканде, не разлучался с ним и под Плевной, и в Минске, а теперь сопровождал его в походе на текинцев. В такой близости учителя и ученика было все же что-то, на наш взгляд, неестественное, скрывалась какая-то тайна, разгадать которую попробуем позднее.

Операция была намечена в общих чертах еще в Петербурге, и тогда же посланы на места соответствующие приказания по подготовке к ней. Это дало возможность через 16 дней после высадки в Чикишляре двинуться в глубь страны – для отыскания пересечения Красноводской и Атрекской дорог. Пройдя 300 километров, перевалив через Текинский хребет, Скобелев взял Кизыл-Арват и 31 мая (12 июня) занял Бами, что в ста километрах от Геок-Тепе, как базу для наступления на крепость противника.

Внешний вид аула Бами предстает в одном из описаний. Аул расположен на ручье, текущем с гор. Ручей по выходе из ущелья течет по искусственной насыпи, которая на протяжении каждых 100 метров прерывается уступами, где расположены водяные мельницы и боевые глиняные башни. Приведя в движение несколько мельниц, ручей посредством оросительных канав, которыми окружены обработанные квадратные участки земли, разливается по полям, засеянным в основном джугарой (травянистое растение семейство злаков). В окрестностях аула расположились прекрасные бахчи с дынями, арбузами и тыквами. Глиняная крепость имела шагов триста в длину и была выстроена в виде четырехугольника. В нее вели двое деревянных ворот с навесными бойницами над ними. В крепости размещались подземные помещения для продуктов. Стены высотой 6 метров имели толщину 3 метра, перед ними находился глубокий ров[165].

Захват населенных пунктов на исконной земле противника произвел на местное население огромное впечатление. Это было самое время жатвы в оазисах, поэтому русские войска сумели запастись продовольствием. Кроме того, Скобелев завел в Бами и свое сельское хозяйство. Один из этапов был пройден разрешен один из вопросов: «пустыня уже кормила войну». Даже кавалерия во время осады снабжалась фуражом, собранным на месте. Полковник Гродеков сумел оборудовать также «персидскую базу», которой, правда, не пришлось и воспользоваться до штурма, но зато она дала возможность не испытывать недостатка в продовольствии.

Перенесение подготовительных работ в Бами имело еще и то значение, что разубеждало текинцев в том, что русские могут жить только у моря.

Быстрое продвижение в глубину неприятельского оазиса по безводной пустыне само по себе явилось серьезным испытанием для войск. Нужно было не только отражать набеги неприятеля, но и занимать встречающиеся туркменские аулы. Трудности перехода увеличивались в связи с неотложными работами по оборудованию театра военных действий. Достаточно сказать, что каждый столб для устройства телеграфа привозился из Баку.

Наследство в этом крае, после неудач предыдущего похода, Скобелев получил очень печальное; в хозяйстве и в военном деле наблюдалась полная неразбериха, приходилось все начинать сызнова. Когда читаешь многочисленные приказы главнокомандующего М. Д. Сколебева, поражаешься его предусмотрительностью, огромной разносторонностью его знаний – ему приходилось решать вопросы, касающиеся и санитарного дела, и крепостного строительства, и политических отношений, и всякого рода мелочи службы и походной жизни.

Но при этом, как всегда, заботы Скобелева о солдатах стояли на первом месте. После осмотра тыла и заготовок в Хаджа-Кале он писал: «Мало заботливости о людях. Между тем офицеры построили себе отличные землянки в несколько комнат. Я ничего не имею против устройства землянок для офицеров, но требую, чтобы забота офицера о солдате была на первом месте, т. е. чтобы офицеры строили себе землянки после того, как нижние чины действительно, по возможности, вполне обеспечены». Хорошо сознавая тоскливую обстановку экспедиции, Скобелев много внимания уделял солдатским развлечениям, например, играм, театру. «Солдата нужно бодрить, веселить, и не киснуть с ним вместе. Прошу сделать распоряжение теперь же, в счет экстраординарной суммы, выписать скорее игры для солдат по числу укреплений на обеих коммуникационных линиях и в оазисе. Полезными играми я признаю игру в мяч, причем мячи необходимы различных размеров, прочные и красивые. Кегли