Запад знакомится с Востоком. Представления средневековых европейцев о восточных народах - Геннадий Геннадьевич Пиков

Асир, Рашид ад-дин), считают, что он многое сделал для объединения тюркского мира. Он один из героев этого мира, вышел из него. Об этом свидетельствуют не только работы современных центральноазиатских историков и публицистов, в том числе националистических, но и такие факты из истории монгольских завоеваний: завоевание Средней Азии и борьба с Си Ляо и Хорезмом как одна из основных жизненных целей Чингис-хана, отказ от завоевания других территорий, кроме восточноазиатских. Поход на Запад фактически свелся к набегу и над завоеванными там территориями было установлено своего рода дистанционное управление. В этом плане мусульманско-среднеазиатская и восточноазиатская традиции достаточно одинаково превозносят Чингис-хана, но спор о нем практически превращается в межцивилизационный.

На Руси образ Чингис-хана отрицательный, ведь он известен своими «зверствами» и создал грабительскую державу, а «монголо-татарское иго» существенно замедлило социально-экономическое и культурное развитие славян.

И только в Европе складывается особая ситуация. Герои, использующие силу и хитрость (Геракл) здесь уже не в почете, над рыцарством с его культом физической силы смеются (Дон Кихот). К XIII в. в результате развития схоластики складывается уже достаточно рациональное понимание истории и культуры. Побеждает идея надъестественного и внемирового Бога и монгольское понимание Неба как части мира кажется «варварской» глупостью и пережитком язычества. Все это влияет и на отношение к Чингис-хану. Европейцы охотно берут информацию латинских путешественников, но в конечном итоге образ Завоевателя в европейском сознании проделал путь от Героя до Бандита. Восторги от успехов монголов, особенно когда они наносили удары по старинным врагам Европы славянам и мусульманам сменились глубоким разочарованием, когда католики поняли, что в Евразии сложилась совершенно новая геополитическая ситуация и ничего хорошего Европе она не сулит.

Стоит отметить разнообразие жанров и ракурсов, используемых для описания монголов. Это отчеты послов (Рубрук, Карпини), схоластические «суммы» (Р. Бэкон) и даже своеобразный «роман» («книга» М. Поло)[331]. Идет очень сложное сканирование истории и географии новой империи. Этим интересуются европейские правители (король, папа) и даже простые люди, если вспомнить необычайную популярность «записок» итальянца М. Поло. Этот материал крайне важен для новой картины физического и социального мира, которая строится трудами схоластов (Р. Бэкон) и появляющихся гуманистов.

У европейцев нет праздного («туристического») интереса к монголам и достаточно четко выделяются темы, связанные прежде всего с общецивилизационной парадигмой: связаны ли каким-то образом монголы со Священной историей (этот вопрос обсуждается на соборе во Львове 1254 г. и в сочинениях Р. Бэкона); готовы ли они принять «истину» (к какой из четырех зон их можно отнести и какой тип людей в этом плане они представляют, ибо зона и человек в традиционной культуре должны быть связаны и едины); есть ли у них связь именно с европейской античностью.

Это означает, что новый мир интересует всю культуру, он ей непонятен и она предпринимает мощный интеллектуальный штурм нового явления и пытается, хотя это и не очень получается, составить некий энциклопедический очерк о нем. Папского посла П. Карпини интересуют прежде всего церковно-религиозные проблемы и интересы римской курии, королевского посла Г. Рубрука политические нюансы, полуторговца-полулазутчика[332] М. Поло – экономические проблемы. Это три «ответа», которые как бы синтезируют информацию по этим аспектам. Основа же была – работа с «возрождаемой» античностью и ее иной трактовкой мусульманами, соответственно идейная борьба с исламом и, разумеется, ориентация на новые ценности – рационализм, демократию, гуманизм, индивидуализм, экономические интересы.

Распад монгольской державы, стабилизация геополитической ситуации в Азии и сложность проблем, вставших перед Европой в эпоху Возрождения – Реформации, переведет проблему монголов в разряд второстепенных и многие посвященные им тексты будут забыты надолго. И все же останутся, в том или ином смысле спровоцированные и монголами, проблемы, которые будут интересовать европейских мыслителей в следующие столетия: 1) что такое культура и какова ее роль в развитии социального мира и 2) что такое кочевники. Монгольский мир или даже более широко кочевой не вписывался в средневековую картину мира, построенную на идеях и ценностях земледельцев. Эти «грязные» «варвары» не имели культуры в том понимании, которое было во всех оседлых мирах, но масштаб их удивительных деяний явно превосходил все, что до сих пор знали цивилизации. Аналогов этому феномену нет в Книге книг – Библии. Еще не работает античная культура и в частности любопытные историософские наблюдения Платона[333], а Библия как историко-географический атлас уже буксует. Нужны иные аналитические формы, но их даст Просвещение, когда уже будет во многом иная парадигма, связанная не только с христианством, и когда будет существовать более сложное и в чем-то даже более объективное отношение к самим монголам и к созданным в XIII в. текстам, во многом тенденциозным и антикочевым.

Именно в XIII в. складываются основные имиджи монголов. Единый образ Чингис-хана возможен в едином государстве, но монгольская империя распалась. Русь сравнивает их со своими «погаными». Уцелевшие кидани, потерявшие свою империю задолго до монголов, воспринимают их как своих потомков и надеются, что они не только избавят их от власти тунгусских чжерчжэней, но и помогут воссоздать Ляо. На кочевом и полукочевом Востоке его почитают с помощью буддизма и шаманизма как Предка, Основателя династии. По-разному воспринимали Чингис-хана и его империю торговцы, которым объединение Евразии принесло немалые барыши, и крестьяне, поля которых уничтожались во время этого объединения. Европейские интеллектуалы не очень их жалуют, примером чему прежде всего язвительные замечания в их адрес Р. Бэкона. Огромно влияние исламского мира, который смог в итоге остановить кочевой смерч, но окончательно раскололся на субкультурные регионы. Все образы этого «куста» имели право на существование, хотя Чингис-хан и стал своеобразным антиподом Мохаммеда, который принес «истину» для всех, а монгольский правитель един лишь как завоеватель и разрушитель (фигура, воспринимавшаяся либо как вечный варвар – разрушитель, либо как появляющаяся в канун гибели мира). Коранический образ «посланника Аллаха» был призван показать, что все человечество может быть спасено в рамках созданных им культур и государств, а образ Чингис-хана, даже разбросанный по монгольским, китайским, мусульманским и латинским сочинениям, работал на характерную для кризиса актуальную эсхатологию и демонстрировал в общем-то традиционный «бич Божий», призванный наказать людей за потерю ими «веры». Соответственно каждая из покоренных им территорий предъявляла ему свой культурный счет. Нужно учитывать и своеобразную «подсказку» Востока, который уже в ходе самих монгольских завоеваний стремился принизить их масштаб, последствия, свести образ завоевателя к «дикому кочевнику», благо такой имидж уже сложился на «плечах» Евразии, во многом на основе борьбы с хунну – гуннами.

В европейских сочинениях этого периода четко проявляется несколько моментов, свидетельствующих о том, что история кочевников ими