Запад знакомится с Востоком. Представления средневековых европейцев о восточных народах - Геннадий Геннадьевич Пиков

Отсутствие у монголов «культуры» (в понимании латинян) было связано и с тем, что империя представляла собой геополитическое ядро при слабом присутствии всех остальных компонентов «классической» цивилизации (торговля, достаточно жесткая и воинственная парадигма программа строительства и трансляции «мира», развитая экономика). Отсюда особое значение в империи приобретали властные отношения, а не экономические или культурные процессы.

Военную опасность со стороны монголов Европа тоже видела, но уже не в том, в чем она шла от германцев или гуннов. Эти народы громили в основном деревни и избегали городов и крепостей, а теперь им уже не настолько нужны продукты сельского хозяйства или рабы, сколько средства для торговли и обмена (не случайно именно город особенно испугался пришельцев), ведь кочевники, как и оседлые народы, тоже выходили на новый экономический уровень и отсюда на новый этап отношений с оседлыми. Степь в это время воюет не столько с деревней, сколько с городом и его культурой. В этом смысле Европа для монголов был серьезным врагом, к тому же она принадлежала к другой цивилизационной зоны и в принципе не принимала кочевников и скотоводство. Можно сказать, что кочевники оставались на стадии тех представлений о «культуре», которые сформировались на базе первой формы производящей экономики (земледелие и скотоводство), а Европа (в какой-то мере и Китай, хотя он для монголов все же «свой») уже переходит к «цивилизации»[335]. У католической Европы, пожалуй, сама жесткая и непримиримая в христианском мире парадигма и максимально далекий от кочевников мир. И Европа и монголы используют идею избранности, но в Европе она основывается на формирующейся капиталистической идеологии, а в Монголии на идее суперэтноса (монголы). Оба общества фактически претендуют на всю ойкумену. Если монголы предпринимают попытку захватить мир военным путем, то католический мир широко рассылает по нему своих миссионеров.

Европейцы впервые столкнулись с неизвестными им кочевниками, своего рода «чистыми». До сих пор они имели дело с номадами или народами, находящимися на стадии переселения (венгры), военного марша (германцы), оседания (скифы, арабы, Румский султанат). Теперь же они быстро отметили особость монголов, т. е. уловили приход не просто чужих или «варваров», а «иных» – новых людей с новой ментальностью. Эти «пришельцы» фактически создавали новый миропорядок[336]. В этом плане можно говорить о своеобразной евразийской революции, которая естественно своими составляющими имела не только этнические изменения, связанные с монголами, но и переход на капиталистический вариант развития, расселение европейцев за пределами материка. Складывался новый «Восток» и Европа начинает его не только посещать, но и изучать. Новое, аналогичное библейскому или римскому по степени понимания «знание» Востока в чем-то не сложилось до сих пор[337]. Европейцы хорошо знали Восток персидский, египетский и арабский, но здесь фактически формируется тюрко-монгольский. Эти «иные» принесли не только иную ментальность, но и иную культуру, экономику, политическую систему. Этот Восток и более динамичен и менее предсказуем, ситуация там постоянно меняется. Чингис-хана поддержали многие восточные народы, ибо войны решали разного рода накопившиеся проблемы, однако попытка реально объединить Евразию под эгидой кочевников была обречена на провал, их вариант в тех условиях был действительно нежизнеспособным. Все «миры» (цивилизации) в первой половине второго тысячелетия встали перед необходимостью бифуркации как скачка в иное политическое, социальное, экономическое и культурное состояние. И этот скачок будет происходить, но кочевники не могли это сделать, ибо достигли естественного предела своей цивилизации. Это был пик развития кочевой организации, максимум того, что она могла достигнуть. Ярким признаком этого является то, что кочевники переживают, как и все другие миры, недостаток территории (дальше нет возможности расширяться и начинается «война миров») и начинают включать в свои крупные государственные образования оседлые земли. Кочевой мир как цивилизация должен был исчезнуть и спасти его было уже невозможно. Оставалась только безумная попытка сделать шаг назад и «отомстить» оседлым народам, что и сделал Чингис и тем самым окончательно погубил кочевую Степь. Момент был удачным, удар сильным, но одного военного удара оказалось мало. Грабеж быстро истощил завоеванные территории. Не было объединяющей идеи. На территории Евразии сосуществовали по сути разные расы и евразийская империя в те времена была просто невозможна.

«Сила» уступила «слову» и кочевники стали отходить под натиском оседлых миров, территории их обитания стали превращаться в резервации. Это было вполне логично. Если развитая земледельческая территория пытается зону номадной или кочевой экономики сделать своей периферией («колонией»), то кочевые империи делают наоборот. Обе зоны нуждаются друг в друге. Перспектива за оседлым вариантом, ибо кочевой вариант запрограммирован на хозяйственную экспансию и здесь не может быть перехода на торгово-промышленный и научно-технический вариант, который станет доминирующим на планете во второй половине второго тысячелетия.

Кочевники больше нуждаются в продуктах земледелия, чем оседлые народы в продуктах кочевого хозяйства. Поэтому оседлые страны стараются отгородиться «китайскими стенами» и «римскими валами» и тем самым свести контакты на уровень лишь торговых. Только в классическое средневековье, когда наблюдается дефицит земли, начинается наступление не только на соседние миры, но и на свою собственную периферию.

Чингис-хан к тому же решал проблемы Азии, но у Европы другие проблемы и она их решать станет в форме перехода к капитализму, борьбы с «язычеством» и «варварством», начнется «Возрождение» как отрицание «варварства» и «средневековья». Новая цивилизация начнет разрабатывать новую культурную парадигму, связанную с переосмыслением идей Христа и активным использованием греко-римской культуры с акцентом на законе и индивидуализме. Начнется период «модернизации».

Необходимо заметить, что на всю историю и культуру кочевников, по сути, переворачивается ситуация XIII в., когда они занимались почти исключительно войной, между тем к войне они прибегают тогда, когда не работают естественные социально-экономические механизмы. Оседлые народы запоминают преимущественно военные удары и далеко не всегда «помнят» свою вину. Именно они все чаще воспринимают кочевников как «бандитов», «бродяг», «бескультурных», извратителей культуры. Латинские же авторы, описывая монгольское общество, в общем-то говорят об исключительности ситуации и пытаются понять причины того, что кочевники «сорвались» с места. Для них монголы лишь часть кочевников и дабы понять причины их поведения, евразийские авторы пытаются увидеть историю всех евразийских кочевников. Любопытно, что именно история кочевников придала мощный импульс формированию цивилизационного подхода. Первой комплексной попыткой рассмотреть прошлое и настоящее кочевников с точки зрения цивилизации была особая концепция («марксизм до Маркса») Ибн-Хальдуна (1332–1406)[338], которую, безусловно, можно считать реакцией на монгольские завоевания. Он сравнивает не ислам и другие религии, отдельные направления в исламе, а именно земледельцев и кочевников, т. е. цивилизационный подход ему