Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев

душегуба, мя судите, у других вины нету». Схватил Добрын Бомогила и всех волхвов и, сковав цепеми и приставив стражу, пеше повел в Кыев, иде-же загибли в пытках. Усмиряя, казнил новогородцев без счету против обещания. Сокрушил, глумясь, кумиры и святища; согнав людье в Волху, еще стюжливу, во льдинех, христил порозь мужей и жен. И се поднялся тяжкий стон по граду, ибо мучили (всех), кто отрекался; искавших спастись побегом, ловили и убивали на месте. Иные из подвижников веры сами лишали ся жизни, говоря: «Что теперь без бозей? – пуст мир, егда опустела душа». И в лето наполнися земля нищими и сиротами, и бездомные скитались по всем дорогам [226].

Получив вести о Новгороде от случесьского купца, ходивша в Свей, рече Мирослав к друзиям в смятении: «Прав владыко Череда: не уклонитись Дреговичам спора с Володирлиром, не избежати с ним браки; лутше вспомочь Могуте, нежели после казнити ся, оставшись безсрузцев».

Болюч опыт жизни, не ищу легких дней, дабы не отяготити (их); пуще всего не ищу холопей, боясь охо-лопитись; чернь гнусна – безвинно лишили ее людь-ской природы; але еще подлее холоп, поменявшийся местом с господином по воле бескровного случая, – несть гнуснее бёзделя, горше пианицы, свирепее самодура, безжалостней истязателя; велми трудно, даже не-можно холопу обрести добродетель мужа, оттого во всякий час проклинаю холопство, корень бед нынешних и причину несчастий грядущих; вся мерзота, еже затрудняет хождение в людех, – от холопей или кичливости холопей в одежех вольных мужей, – се клятвоот-ступье, лень, равнодушие, бессовестность, самомненье, алчность, трусость, глупость, лживость, страсть окру-жати ся холопеми; вглядываюсь, трепеща: сколько округ мя честных, николи не бывых холопеми? Але что загадки? Дни загадают и дни переиначат, оправдав предчутья, не оправдав желания. Принесли новую весть Мирославу; князь Ольсич отказался давати полюдье. И судили еще мужи о дерзости, егда приспело и другое известие: «Друтичи заодин с ольсичами, таболичи, ве-лемичи и бранчане; хотят, сложившись, схватити Мирослава, зная, что нету большой дружины». Восклица Мирослав: «Не обнажи сердце, человец, пред людине-ми: тотчас ударят. Что мы и наше томленье? – гибли великие царства и вместе с ними знавшие о причинах погибели. Однако же потянем, не сетуя, что глупость победивших громче мудрости поверженных в прах». И велел Друсю, воеводе, кликати дружину и звати войско. И прознал, сговорились старейшины меж собою, верховодит не Ольсич, но деревляньские князи Буен Бык и Немизь; деревляны обещали пособити Ольсичу на Турьский стол, он, в свой черед, вспоможти Могуте супроть Володимира; старейшинам же посулил Ольсич умножити покорм и позволить наследовати.

Се горькое усмешье судьбы: разве Мирослав не был душою с Могутой? Ставят нам в нежелание желания наши и пеняют за несодеянное, добрые словы обращают супроть нас; приближаем свою беду, ища отдалити.

И миновал день; была сильная буря, шел дождь, и Мирослав оставался с дружиною в Турье. Опустело в тревожном граде: иные бежали к Ольсичу, другие спасались от смуты. И донесли Мирославу, близко Ольсич и с ним три тысячи воев, из них две тысячи деревляны, искушенные в бранех. И быша у Мирослава две тысячи, из них пятьсот конных, а еще двести держал в Менеси. Реша гриди: «Лутше встретити Ольсича у стен града, затворимся при неудаче». Мирослав рече: «Коли не осилим, бежати мне некуда». Реша: «Позови Велигу из Менеси». И было поздно. И принес Мирослав жертвы Могожи и Влесу, Перуну и Роду по обыкновению своему [227]. Гадал, и выпало: «Получишь, еже хощеши, але не всхощеши (того), еже получишь».

Утром вывел дружину из града и исполчил на холме у Черного Брода, пред Бобрами. И выступил Ольсич; обошел Мирослава, оттеснил от Турья, имея больше войска. Мирослав не препятствовал, угадав замыслье; вне-запу ударил по главным силам, легко смял и погнал пред собою, быццам стадо козлищ. Рече к Мирославу Друсь-воевода: «Хитер Ольсич, да и мы кашу мимо рта не носим. Повороти дружину, иначе деревляны, еже за спиною, займут холмы и почнут прижимати нас к озеру». Але не внял Мирослав; чуял в себе крайнее стом-ление и думал о превратности, мелкоте и дикости свершающегося на бранном поле; беззаботно играл со смер-тию, удивляя гридей; каялся (в том) сам князь спустя леты. Пока Мирослав побивал бегущих, деревляны почти смахнули с холмов турьский полк. И оставив погоню, Мирослав разделил дружину, указав воеводе обходити холмы справа, сам же всхоте идти слева, держа солнце пред лицем; положил сице: у Брода, поворотив, удари-ти с обеих сторон, дабы ворожья сила осталась праздной, ибо тесно на холмех, не разойтись. Рече воевода, изумясь: «Неразумно. Непосильная работа. Не свежие ведь; потрудимся еще, прорубаясь к Броду, на холмех вывалим ужо языки, а деревляны полны сил». Рече Мирослав: «Делай, како велю». Друсь отрече: «Что пре-пиратись? Не стану вершить глупое, поищи другого». И пошел сотским на холмы, к турянем, что держались уже едва, Мирослав же поставил воеводою, на правое чело, тысяцкого Пригодича. И подумал посреди сечи со спокойствием, како николи прежде, бо злой дух и горечь вселися в сердце: «Правдиво прорицание: не ища поражения, не хочю ведь победы, страшит нынешнее и грядущее бремя. Како жити на земле, идеже (все) переменилось?» И открылась тайна страха: покинут волх-вою; склонял владыко Череда супроть Володимира, в упованье теперь на Ольсича и на деревляньских князей. И се пребы Мирослав в полоне думы; и бысть поражен в голову брошенным копьем. Стал пересиливати Ольсич, ездя меж полками, одушевляя своих криком и понукая гневом; и вот уже пали смертию хоробрые вои Пригодича, и сам воевода рухнул под деревляньски-ми топорами. Сложив остатки войска, пробился Друсь к Турью, потеряв (при этом) лутшую часть дружины; всего же погибло в сече болыы тысячи конных и пеших.

И обложил Буен Бык город, Ольсич же и Немизь пошли к Случью, идеже стоял уже посадник Бусл, извещенный о тяжкой неудаче. Было с ним кроме дружины до тысячи ополченья; и секлись в ярости, и истощились обе стороны от кровопролития, Бусл же не дрогнул; и отступил Ольсич, погребя Немизя и всех павших у Случь-реки, близ Переката.

Меж тем Друсь едва удерживал Турье; и вышел, чтобы спровадити в Менесь князя Мирослава, бывша все еще в беспамятстве, и домочадцев его, а также выпус-тити на еолю немощных от голоданья населенцев Турья, ибо княжьи припасы быша отравлены лазутеми Ольсича. И пробился Друсь, але Буен Бык кинулся в погоню, так что пришлось отрядити к обозу много войска, сам Друсь с немногими загородил дорогу, а после вернулся