Дубль два. Книга вторая - Олег Дмитриев

Благодарно кивнув парню и показав большой палец, я развернулся на неширокой дороге без намёков на разметку и зарулил туда, куда следовало. Рафик, кажется, едва хвостом не завилял и руку мне не лизнул, обрадовавшись возможности передохнуть, и тому, что в ближайшее время не грозит новая скачка через высокие рельсы и глубокие ямы.

В холле я перестал играть в глухонемого, разговорившись с портье, которого звали Степаном. Оказывается, популярное имя. По крайней мере, в этом городе. Он как-то невообразимо корректно и деликатно «подсветил» все основные опции, которые, по его мнению, интересовали одиноких мужиков-туристов: и основные храмы поблизости, и дома-музеи, и просто музеи. Рекомендовал посетить набережную и осмотреть памятники великим путешественникам Хабарову и Дежнёву. Вручил буклетик, где на сложенном в два сгиба альбомном листе поместилась и схематичная карта, и коротенькие описания, и крошечные фотографии. И выложил веером, как заправский крупье, несколько визитных карточек, коротко сопроводив каждую краткими, ёмкими и нужными пояснениями.

— Это такси местное, шустрые ребята. Это, это и вот это — кафе неподалёку. Вот здесь мясо хорошо жарят, а здесь — лучший в городе бар. Это — баня, ну и в целом… — на последнем слове Стёпа сделал неопределённый округлый жест рукой, чуть сводя пальцы, будто проверял на прочность невидимый воздушный шарик. Приличного размера. И покраснел. Чем полностью расположил к себе. Портье, что умеет краснеть — это не то, что редкость по нынешним временам, а самое настоящее чудо.

Я поблагодарил его, сразу отложив карточку с «ну и в целом». Я — не Раж, меня мой ангел в подземном замке ждёт, и вообще, «святой отец, мы здесь не за этим». Жёлтый прямоугольник «с шашечками» тоже вернул. А вот буклет и визитки кафе забрал, положив вместо них тысячу рублей. Не знаю, много это или мало, до сих пор никогда не было случая отблагодарить портье отеля. Но, судя по просветлевшему лицу и загоревшимся голубым глазам, Степан не был в претензии.

По начинавшему чуть вечереть городу гулялось легко и свободно. Осмотрел и храмы-соборы, издалека, правда, но видно было отлично — торжественно и величественно выглядели. Увидел-таки, сподобился, резиденцию Деда Мороза в старинном, но симпатичном особнячке с башенкой, почему-то напомнившим Дом Зингера в Санкт-Петербурге, хотя общего, признаться, было мало. Разве что расположение на перекрёстке, не углу. Дошёл и до непременной площади Ленина. На этот раз Ильич стоял ко мне передом, к речке задом, теребя правой рукой лацкан плаща и имея вид решительный и вполне боевой. Будто игнорируя высокую белую колокольню позади него. Ноги вели меня дальше по незнакомым улицам. По правую руку за домами поблёскивала река Сухона, отражая уже начавшие розоветь солнечные лучи. Улица, по которой я шёл, называлась Советским проспектом. Параллельно ему, если верить буклету, шла Красная улица. Старое, сильное слово. Очень старое. Наверное, обратно можно будет по ней вернуться.

Образы пришли сами собой, внезапно. В прошлый раз навалы и нагромождения тел в болотах и подземных курганах мне показал Ося. Сейчас они тоже нагрянули без приглашения, не спросивши, самостоятельно. Среди обилия разнообразных соборов, храмов и церквей с часовнями-колокольнями увидеть подобное я не ожидал. Наверное, зря.

Судя по пометкам в буклете — это был исторический центр города. Если верить глазам — забытая Богом дальняя окраина, заставленная какими-то вагончиками и строительной техникой. Какой-то не то пруд, не то маленькое озеро. А между ним и Сухоной-рекой — древние пласты мертвецов. Много. Очень много. Было видно, что чемпионаты по «Убей непохожего» проводились на этом месте веками и тысячелетиями. С силой потерев лицо ладонями, стараясь вручную согнать наваждение и отмахнуться от отпечатка древних боли и страха, я развернулся и обратно зашагал гораздо быстрее. Пёс с ней, с Красной, вернусь старым маршрутом, по проспекту. Вроде бы как раз напротив Ленина был барчик какой-то — он не помешал бы сейчас точно. Руки дрожали, кажется, даже засунутыми в карманы, а по спине скатывались холодные, как градины, капли пота.

Ссутулив плечи, вдыхая неожиданно горький дым, я шагал, заставляя себя не спешить и не бежать. Наверное, только это и спасло.

Возле примеченного по пути кабака, он же бар, он же пивная, остановился блестевший хромом и чёрным лаком мотоцикл. Кажется, такие называли чопперами, и на них по бескрайним американским хайвэям рассекали байкеры — длинноволосые, бородатые, пузатые, все в коже, железе и татуировках. В кофрах-сумках за сиденьем — нескончаемый запас баночного пива. И обрез, наверное. А ещё монтировка, цепь, нож и, вполне вероятно, пистолет.

Перебросив ногу через седло лёгким движением сильного и ловкого человека или зверя, рядом с мотоциклом, глядя на памятник Ленину, расправлял плечи высокий поджарый мужчина в остроносых сапогах, голенища которых скрывали прямые голубые джинсы. Поверх чёрной футболки с неразличимым отсюда принтом на широкой груди — жилетка из тёмной кожи. На спине которой — тиснёное изображение стилизованного дерева в круге, обрамлённом языками пламени. Чёрные с еле видимой проседью волосы ниже плеч прихвачены на лбу лентой сложенной банданы. Пальцы в вычурных серебряных перстнях. Лицо с угловатыми чертами, будто высеченное из гранита советским скульптором. Тёмные очки-авиаторы и зубочистка в углу рта.

Чёрный.

Второй ранг.

Ищейка.

* нульцевый — новый, без пробега.

Глава 20

Случайности неслучайны не всегда

Когда-то давно я смотрел кино или сериал. Названия и даже сюжета сейчас и не вспомню. Там был момент, когда в полицейском участке допрашивали мужика. Хрестоматийный американский коп в белой шляпе, коричневых штанах и со звездой на груди орал, брызгая, хотя, скорее даже поливая слюной, на прикованного к столу наручниками задержанного:

— Бар — в щепки! Сгорело две машины! Двенадцать парней на больничных койках! Док Хадсон говорит — по ним как каток проехал! Что ты скажешь в своё оправдание, парень⁈

— Я запаниковал, — речь сидевшего в браслетах была от паники несказанно далека, как и пристальный, чуть насмешливый взгляд слегка прищуренных серых глаз.

Так вот я запаниковал. Но как-то очень оригинально, как ни разу до этого.

Байкер осматривался. Посмотрел направо, в сторону соборов. Затем налево, откуда я направлялся в тот самый бар, возле которого он остановился. В эту сторону смотрел чуть дольше, поводя носом и раздувая ноздри, становясь на глазах меньше похожим на человека. А затем развернулся и пропал в дверях кабака. Потому что ничего и никого подозрительного на проспекте не увидел. Потому что меня там не