Крестный путь патриарха. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского) - Михаил Иванович Одинцов

Тотчас же была дана команда допросить митрополита Сергия. 20 декабря он предстал перед следователем А. В. Казанским и ему, как и другим, задавали те же вопросы. Цель была очевидной: найти «несостыковки» в показаниях и их «разрабатывать».

– Почему дело по избранию патриарха велось так секретно?

– Во-первых, мы не хотели до времени придавать огласке вопрос об избрании патриарха. Во-вторых, исходили из соображений, что гражданская власть может в самой технике работы (разъезды и т. д.) усмотреть какой-нибудь заговор, и предпочли, чтобы она об этом узнала после, когда вопрос примет практически серьезный характер.

В ходе следствия, судя по сохранившемуся следственному делу, митрополит вел себя достойно, не «подставляя» никого из духовенства. Отвечая на вопросы следователя, высказывался крайне осторожно и обдуманно; называл имена только тех архиереев, которые были известны ОГПУ как инициаторы или участники «выборов». О других молчал, чтобы не нанести им вреда.

В начале января 1927 г. Сергий в камере был уже не один. Вторым сидельцем стал епископ Ковровский Афанасий (Сахаров), его бывший викарий по Владимирской кафедре. Встреча была неожиданной и, несмотря на место, даже радостной – они давно не виделись. В этот день они смогли о многом поговорить и, главное, прояснить, что причиной их заключения стала попытка избрания нового патриарха посредством тайного сбора голосов.

Епископа Афанасия уже в январе 1927 г. принялись допрашивать столь же настойчиво, как и всех иерархов, арестованных по делу избрания патриарха.

– Вы знаете епископа Павлина? – начал следователь допрос.

– Знаю хорошо. В октябре или в ноябре, сейчас точно не скажу, он был у меня во Владимире.

– Зачем он к вам приезжал?

– Наверное, вы знаете.

– А все-таки?

– Насколько я представляю, по уголовно-процессуальному кодексу я имею право и не давать показаний.

– А Павлин заставлял вас поклясться, что вы никому не скажете о его приезде?

– Клятвы мы не употребляем вообще. Но то, о чем мы говорили, говорилось не для того, чтобы стать всеобщим достоянием.

– А каково ваше личное мнение об избрании митрополита Кирилла в патриархи?

– Я считаю его наиболее достойным кандидатом.

– А не является ли, по вашему мнению, несколько неудобным для кандидата то, что он за антисоветскую деятельность подвергался репрессиям?

– При отделении церкви от государства, – я полагаю, – для государства безразлично, кто будет стоять во главе церкви… Да и, насколько я знаю, в последнее время Кириллу значительно облегчено положение, а раньше-то и вообще власть отзывалась о нем положительно.

Находясь в камере, Сергий и Афанасий обсуждали и вопрос об отношении к проблеме взаимоотношения Церкви и Советского государства. Как выяснилось, с содержанием т. н. Соловецкого послания Сергий незнаком. Епископ Афанасий, как мог, по памяти восстановил и передал его основные положения.

5 января 1927 г. митрополиту Сергию было предъявлено обвинение в том, что он является «одним из активнейших членов церковно-антисоветской группировки, поставившей своей задачей борьбу с Соввластью – при помощи возбуждения населения верующих через церковь, используя возможности, предоставляемые последней», т. е. совершает «преступные действия, предусмотренные ст. 58-6 УК»[180]. В качестве меры пресечения Сергию было назначено содержание под стражей. Ввиду «серьезности состава преступления» ОГПУ выхлопотало у Президиума ЦИК СССР продление содержания Сергия под стражей еще на два месяца, что и было сделано 23 марта.

Согласно ранее данному распоряжению митрополита Петра, в связи с арестом митрополита Сергия временное управление Церковью принял митрополит Ленинградский Иосиф (Петровых). Но поскольку и сам он был «в стесненном положении» – отбывал административную ссылку в одном из глухих мест Ярославской области, то 8 декабря сделал распоряжение о возможной передаче своих прав еще трем «временным заместителям патриаршего местоблюстителя» – архиепископам Корнилию (Соболеву), Фаддею (Успенскому) и Серафиму (Самойловичу). Лишь последний на тот момент еще оставался на свободе и потому смог выполнить распоряжение Иосифа.

В течение четырех месяцев управлял церковью архиепископ Угличский Серафим, викарий Ярославской епархии. Но реально повлиять на ситуацию в церкви он не мог, ибо властями ему было запрещено покидать пределы своего викариатства. Не было при нем ни Синода, ни какого-либо другого органа, который мог бы обеспечивать устойчивую связь с остававшимися на свободе епископами. Да и опыта, и авторитета у Серафима, принявшего хиротонию в феврале 1920 г., было слишком мало, чтобы стать силой, объединяющей Патриаршую церковь. Любопытно, что Тучков также присматривался к этому иерарху, вызывал его в Москву и даже предлагал переговоры о «легализации». Но поскольку сам Серафим не считал для себя возможным обсуждать проблемы общецерковного масштаба, то и Тучков «не увидел» в нем достойной кандидатуры для продолжения контактов и отпустил с миром в Углич.

Декларация митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского)

и временного Патриаршего синода от 29 июля 1927 г.

В начале 1927 г. ситуация в высшем церковном управлении «тихоновцев» оказалась чрезвычайно запутанной и трудноразрешимой. Были известны имена 13 иерархов, претендовавших на первенство. Значительная часть епископата находилась в тюрьмах и ссылках. Кроме давления внешних обстоятельств, церковь раздиралась внутренними противоречиями и увеличившимися расколами, каждый из которых хотел называться «истинной Церковью». Разобщенность между церковным центром и епархиями, с одной стороны, приходами и епархиальными управлениями – с другой, была почти полной. Все это создавало широкие возможности обновленческому расколу, чтобы окончательно подчинить себе все патриаршии, ставшие почти бесхозными, приходы на всем пространстве Советского Союза. «Тихоновская» церковь все более походила на корабль без руля и ветрил, несомый бурями на гибельные для него скалы.

Опираясь на документы, можно предполагать, что в двадцатых числах марта 1927 г. Сергию Страгородскому со стороны ОГПУ было предложено начать переговоры о легализации церкви. В какой-то мере это предложение являлось неожиданным, ибо было очевидным, что все предшествующее время эта организация исповедовала курс на раскол и децентрализацию Патриаршей церкви. Нельзя было не учитывать, что и в заключении Сергий оказался, как раз предпринимая меры по объединению церкви.

Начать переговоры о легализации церкви было предложено на условиях, ранее выдвигавшихся патриарху Тихону и митрополиту Петру:

● осуждение контрреволюционного прошлого церкви,

● отказ от участия в «политике»,

● провозглашение курса лояльности и признание государственных актов, регулирующих деятельность религиозных организаций,

● осуждение «карловацкого раскола».

Не знал митрополит Сергий, что в церковной политике спецслужб акценты были несколько смещены. Государству теперь нужна была не «раздробленная», а «целостная» организация. Советское государство готовилось отметить свое десятилетие. Политическое руководство страны хотело продемонстрировать и своим гражданам, и зарубежью, что не только рядовые верующие, но и Православная церковь в целом лояльно относится к советской власти, прежние конфликты и противостояние между ними исчезли, а потому и задачи перед силовыми органами ставились иные. На тот момент митрополит Сергий рассматривался как