Homo Bonus. Обнадеживающая история человечества - Рутгер К. Брегман

Дрюммен из тех людей, кто так и не разучился играть и кто искренне презирает правила и авторитеты. Когда он приехал встретить меня на вокзале, то припарковал машину прямо поперек велодорожки. Заполучив меня в качестве слушателя, Дрюммен разразился двухчасовым монологом. Лишь изредка мне удавалось вставить словечко или задать вопрос. Ухмыляясь, Дрюммен признал: да, он известен тем, что всегда гнет свою линию.

Но я приехал в Рурмонд, город на юге Нидерландов, не ради красноречия Дрюммена. Меня привело сюда желание своими глазами взглянуть на нечто поистине экстраординарное.

Попытайтесь представить себе школу, где нет никаких классов и классных комнат. Никаких домашних заданий и оценок. Никакой иерархии – завучей, классных руководителей и так далее. Только группы независимых преподавателей («наставников», как их здесь называют). По сути, здесь все решают ученики. В этой школе дети периодически выгоняют директора из его кабинета, когда хотят провести там встречу.

И нет, это не одна из элитных частных школ для затюканных детей полоумных родителей. В этой школе учатся дети из самых разных слоев общества. Называется она «Агора».

Все началось в 2014 году, когда в школе решили сломать стены и перегородки. (Дрюммен комментирует это так: «Заприте детей в клетках, и они начнут вести себя как крысы».) Затем детей всех возрастов стали учить вместе. («Потому что таков реальный мир».) Потом каждый из учеников сам составил себе индивидуальный учебный план. («Если в школе тысяча детей, значит, будет и тысяча планов».)

Результат?

На первый взгляд «Агора» больше похожа на игровую площадку из хлама. Вместо ровных рядов парт, выстроенных перед доской, – живописный хаос. Импровизированные столы, аквариум, копия гробницы Тутанхамона, греческие колонны, двухъярусная кровать, китайский дракон и передняя половина небесно-голубого «кадиллака» 1969 года выпуска.

Одного из учеников «Агоры» зовут Брент. Сейчас ему семнадцать. Пару лет назад он готовился к поступлению в колледж и посещал двуязычную школу, где получал хорошие оценки по всем предметам, кроме французского и немецкого. По условиям нидерландской трехступенчатой системы Брента перевели в общеобразовательную школу, а затем, когда он продолжил отставать, – в профессиональное училище. «Когда мне об этом сказали, я был в ярости, – рассказывает Брент. – Прибежал домой и заявил маме, что пойду работать в “Макдоналдс”».

Но благодаря друзьям друзей Брент оказался в «Агоре», где наконец смог учиться тому, что ему интересно. Теперь он знает все об атомной бомбе, составляет свой первый бизнес-план и свободно говорит по-немецки. А еще его приняли на международную программу Мондрагонского университета.

По словам его наставника Роба Хубена, Брент испытывал противоречивые чувства по поводу своего поступления: «Он сказал, что хотел бы еще многое сделать для школы, которая столько ему дала».

Анжелике четырнадцать лет. После начальной школы ее определили в профессиональное училище. Но из разговора с ней мне показалось, что она обладает незаурядными аналитическими способностями. По какой-то причине Анжелика буквально одержима Кореей – она решила поступать в корейский университет и уже самостоятельно учит язык. Она вегетарианка и составила целый список аргументов против мясоедения. (Наставник Роб: «Я всегда проигрываю ей эти споры».)

У каждого ученика своя история. Рафаэль, которому тоже четырнадцать, обожает программирование. Он рассказал мне, что нашел уязвимость на сайте Открытого университета Нидерландов и сообщил об этом администратору сайта, но ошибку так и не исправили. «Наверное, чтобы достучаться до админа, – смеется Рафаэль, – надо было поменять его личный пароль».

Еще он показал мне сайт одной компании, над интерфейсом которого он работал, и я полюбопытствовал, будет ли он выставлять им счет. Рафаэль посмотрел на меня как на чудака: «Зачем, чтобы потерять всю мотивацию?»

Больше всего в этих детях меня впечатлила даже не целеустремленность, а их чувство локтя.

В моей школе над некоторыми из учеников «Агоры» наверняка стали бы издеваться. Но здесь никакой травли нет – об этом мне говорили абсолютно все собеседники. «Мы присматриваем друг за другом», – объясняет четырнадцатилетняя Милу.

Буллинг порой считают естественным проявлением человеческой природы и неотъемлемой частью детства. Но с этим тезисом не согласны социологи, на протяжении многих лет проводившие исследования в местах, где травля особенно распространена, – в так называемых тотальных институтах[563]. Социолог Ирвинг Гофман пятьдесят лет назад выделил их признаки:

• Все живут в одном месте и подчиняются единому руководству.

• Все действия выполняются совместно, и все решают одни и те же задачи.

• Все действия строго расписаны, часто по часам.

• Существует система четко прописанных формальных правил, установленных руководством.

Самый яркий пример тотального института – тюрьма, где издевательства цветут пышным цветом. Но признаки тотальных институтов проявляются и в других учреждениях, например в домах престарелых. Пожилые люди, когда их держат вместе, могут создать кастовую систему, при которой самые агрессивные получают преимущества – например, лучшие места во время игры в бинго[564]. Один американский ученый, изучающий буллинг, даже называет бинго «игрой дьявола»[565].

И не будем забывать про школы. Травля, безусловно, наиболее распространена в типичных британских школах-интернатах (которые вдохновили Уильяма Голдинга на написание «Повелителя мух»)[566]. Неудивительно: эти школы мало чем отличаются от тюрем. Из школы-интерната нельзя просто так уйти, там существуют жесткая иерархия и строгие границы между учениками и персоналом. Школы, в которых царит жесткая конкуренция, – неотъемлемая часть британского высшего общества. Именно в школах-интернатах учились многие лондонские политики, но, по мнению ученых и педагогов, эти учреждения несовместимы с естественной склонностью человека к игре[567].

Хорошая новость в том, что все это можно изменить. В неструктурированных школах вроде «Агоры» нет травли и издевательств. Здесь можно в любой момент сделать передышку – двери всегда открыты. И что еще важнее, все дети здесь разные. Различия воспринимаются как норма, потому что дети разных возрастов и способностей учатся вместе.

«В моей старой школе, – говорит Брент, – с детьми из профучилищ общаться было не принято». Затем он и пятнадцатилетний Юп рассказывают мне, как однажды Ной (ему тоже пятнадцать, и он перешел сюда из профучилища) прочитал им целую лекцию о планировании. Раньше они и понятия не имели, что это такое. «Ной распланировал свою жизнь на полтора года вперед, – объясняет Юп. – И нас очень многому научил».

Чем дольше я бродил по «Агоре», тем отчетливее понимал, насколько абсурдно ограничивать детей рамками возраста и способностей. Эксперты уже много лет с тревогой говорят о растущем разрыве между образованными и малообразованными слоями населения. Но с чего начинается этот разрыв? «Лично я не вижу разницы, – говорит четырнадцатилетняя Йоли. – Я много раз слышала,