Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

в которой заставит саму Природу рыдать над телом Линьи, а двух нимф, Пейнтюр (Живопись) и Реторик (Поэзию) – спорить о превосходстве живописи над поэзией: то есть перед нами очередной парагон искусств. Лемер перечисляет художников, оплакивающих Линьи, и в этом списке, помимо Джентиле Беллини, Перуджино и «муленского мастера» Жана Эя, присутствует и Леонардо: «toy Leonard qui as graces supernes»[506]. А следом за ними возникает имя Жана де Париса (Перреаля), портретиста и миниатюриста Карла VIII и Людовика XII, организатора празднеств и церемониальных королевских выездов, а также консультанта по военной инженерии. Встретив своего alter ego в 1499 году в Милане, Леонардо просит его объяснить кое-какие техники, о чем упоминает в вышеуказанном списке дел: «Выяснить у Джана де Париса, как он пишет по сухому, и рецепт белой пастели и как делать многослойный картон».

Жан и в самом деле большой знаток пастели, удобной для быстрых этюдов и портретов. Людовик XII взял его с собой в Милан, чтобы зарисовать основные места действия и батальные сцены короткой ломбардской кампании. Пользуясь случаем, французский художник предлагает свои услуги и маркизу Гонзаге. Несколько лет спустя Лемер посвятит другу «Les epistres de l’Amant Verd» (1512)[507], а в «Legende des Venitiens» (1509)[508], памфлете о триумфальной победе Людовика XII над Венецией в битве при Аньяделло, превознесет его как второго Зевксиса или Апеллеса. Причем отрывок, где говорится о Перреале, поразительно точно изображающем битву, в значительной мере перекликается с тем, что успел сочинить для своего «Трактата о живописи» Леонардо.

Список первоочередных дел пестрит такими глаголами, как «сделать», «забрать», «выяснить», «убрать», «купить», «продать» и даже «выучить», что свидетельствует о сильной спешке: Леонардо торопится уехать из Милана. Нужно еще собрать и упаковать последние книги (работы Витело, Евклида, математика Леонардо Кремонезе), получить копию дарственной (на тот самый виноградник: его можно сдать в аренду отцу Салаи), продать все, что не получится увезти, купить удобную одежду в дорогу (куртку, берет, ботинки, чулки), подготовить для перевозки сундуки, один из которых отправится в Винчи. Как защитить их от дождя и снега? Обычно для этого используют попоны, так называемые «мулатьеры», но лучше подойдут плотные одеяла: «2 сундука, укрытых мулатьерами, но лучше одеяла, поскольку их 3, из которых одно останется в Винчи».

Теперь последнее: деньги. К пятидесяти годам Леонардо наконец понял, что не имеет смысла таскать с собой все эти свертки и кульки, набитые золотыми дукатами и имперскими лирами. Деньги умеют путешествовать сами, причем гораздо безопаснее, ведь их можно лишить материальной формы, заменив обычной распиской – переводным векселем. 14 декабря 1499 года художник по очереди посещает миланские конторы двух флорентийских банкиров, Франчески и Сильвестро ди Дино, где обменивает и вносит в каждый банк сумму, эквивалентную 300 золотым флоринам, после чего получает два векселя, которые, в случае его отсутствии во Флоренции 7 и 14 января 1500 года, должен обналичить Джованбаттиста ди Бенедетто ди Горо под гарантии наследников Пьеро ди Джино Каппони и Таддео Гадди: в общей сложности 600 флоринов – значительная сумма, если, конечно, не упоминать, что это все деньги, накопленные Леонардо почти за двадцать лет в Милане.

Флорины вносятся на счет, открытый на его имя в банке при больнице Санта-Мария-Нуова, которым уже не первый год управляет монах-картезианец Леонардо ди Джованни Бонафе[509]. Удивительное совпадение: монах-банкир приходится художнику не только тезкой, но и практически родственником, ведь он – брат монны Лизы ди Джованни Бонафе, матери Лукреции Кортиджани, последней жены сера Пьеро да Винчи и, соответственно, мачехи Леонардо. Разумеется, монах-банкир не первый год числится клиентом своего зятя-нотариуса[510].

Наконец все готово. Грядет Рождество, пора ехать. Сундуки, набитые одеждой, личными вещами, но в первую очередь – рисунками, книгами и тетрадями, грузят на вьючных мулов. До Рима дорога долгая.

И вот уже по соседству с карикатурным образом улыбающегося старика, возможно, приятеля-монаха, фра Луки Пачоли, возникает карта первого участка пути, от Милана до Лоди или Павии, с указанием соответствующих расстояний[511].

Далее запланировано еще несколько остановок: в Болонье, где сейчас живет ученик и друг Леонардо, Больтраффио; во Флоренции – возможно, благодаря связям Агостино Веспуччи; а главное – в Винчи. Будущее темно и неопределенно, но по крайней мере, с мальчишеским восторгом думает Леонардо, он вернется в свой город, припадет к родной земле, восстановит силы, чтобы отправиться навстречу новым, неведомым приключениям, ждущим его на Юге. Вот только как сказать старому дяде Франческо и сестрам о той минуте, когда их обожаемая мать Катерина навеки уснула у него на руках?

III

Скиталец

1

Изабелла

Мантуя, январь 1500 года

Белое январское солнце клонится к закату. Леонардо оглядывается по сторонам. Он вовсе не в Риме, а в Мантуе, в замке Сан-Джорджо, словно плывущем в туманной дымке между городом и цепочкой озер, образованных рекой Минчо, – жилище маркиза Франческо Гонзаги и его жены Изабеллы д’Эсте. Но как здесь очутился он сам, Леонардо?

Выехав из Милана, небольшая кавалькада не стала переправляться на другой берег По, а свернула на восток, к Сончино и Кремоне, всего месяц назад с помощью французов отвоеванным у герцогства Миланского венецианцами.

Спутников у Леонардо всего двое, Салаи и фра Лука Пачоли, чьи давние связи с Венецией общеизвестны: еще в молодости он изучал арифметику в школе Риальто, у великого Доменико Брагадина[512]. Учитывая смутное время и опасные дороги, путешествуют они под охраной военного эскорта, сперва французского, потом – пришедшего ему на смену венецианского. Скорее всего, после крушения планов Линьи по захвату Неаполитанского королевства именно фра Лука, посоветовавшись с венецианскими эмиссарами в Милане, Джованни Дольче и Антонио Лореданом, предложил вместо Рима новое назначение. Ну, а по пути в Венецию как не заехать в Мантую?

Жене Франческо Гонзаги Изабелле, дочери герцога Феррарского Эрколе д’Эсте и Элеоноры Арагонской (а следовательно, племяннице короля Неаполитанского), двадцать шесть лет. Это высокообразованная и гордая женщина, не раз демонстрировавшая независимость суждений даже в отношении собственного мужа. Страстная меценатка, покровительница писателей и художников, коллекционер античных и современных произведений искусства, она рада вновь увидеться с Леонардо. Встречаясь с ним в Милане и Виджевано, маркиза завидовала не только своей сестре Беатриче, на чьей службе состоял художник, но и тем, кому, как Чечилии Галлерани, выпала честь заказать у божественного Леонардо портрет. Изабелле даже удалось ненадолго позаимствовать «Даму с горностаем», чтобы составить «парангон» с картинами Джованни Беллини; теперь же у нее есть возможность не только принять автора у себя в доме, но и заполучить портрет его работы. А заодно и наглядно сравнить живопись со скульптурой, ведь давний друг Леонардо, скульптор Джан Кристофоро Романо, вернувшийся в Мантую в 1497 году, уже изобразил на медали и