Дым над Биркенау. Страшная правда об Освенциме - Северина Шмаглевская

работающих в здании штаба в эсэсовской прачечной и гладильной, есть две сестры – близнецы. Это еврейки из Словакии, поступившие в Освенцим с первым эшелоном. Вскоре после прибытия их подвергли процедуре, которую не избежал никто из женщин этой партии в возрасте от шестнадцати до двадцати двух лет. Каждую из них ставили между двух целлулоидных плит, придвигая плиты впереди близко к животу, сзади к крестцу. Когда прибор, напоминающий рентгеновский аппарат, начинал действовать, женщина ощущала в этой части тела тепло, потом жар и, наконец, боль. Через некоторое время у нее внутри будто что-то обрывалось, потом наступала общая слабость.

У всех из этой группы прекратились менструации, все болели и умерли, кроме двух близнецов, у которых уже никогда за все время пребывания в лагере менструации не было.

Эсэсовцы и эсэсовки, живущие в здании штаба, по ночам устраивают здесь оргии. Ни в чем, даже в еде, не знают они меры. Богатство и роскошь и самые пошлые, незамысловатые развлечения. Кого-то стошнило; глядя на него, не сдерживаются и другие, и вот уже загажены все персидские ковры и другие – алые, с высоким, точно трава, ворсом. А после – смех, беготня, грубые шутки, которые чаще всего сводятся к щипкам, шлепкам, или же кто-нибудь внезапно выбьет стул из-под сидящей женщины, и она, ко всеобщей радости, падает на ковер. Особенно шумно веселятся надзирательница Бруннер – управляющая зданием штаба, надзирательница Франц – заведующая кухней и продовольственным складом, и ее сестра Хассе – арбейтсдинстфюрерин. У Хассе крупное лицо с отвисшей нижней губой. Эсэсовцы говорят, что она очень похотлива.

После попойки какой-нибудь мало-мальски трезвый немец выкидывает на двор мертвецки пьяных эсэсовцев, тащит за волосы по грязным коврам спящих эсэсовок. После новой дозы наркотика они пойдут в бараки проводить обыск и распределять наказания. Загаженный пол в комнате вымоют терпеливые руки узниц.

Группа эсэсовцев остановилась на пороге сверкающего чистотой барака. Они смотрят на вымытые до блеска красные кирпичи пола, на аккуратно застланные одеяла, на букет полевых цветов посередине стола. Улыбаются. Потом быстро решают что-то между собой, и Крамер кричит:

– Stubedienst! Alles runter! Alles runter![97]

Ничего не стоит, забравшись на печку, приказать мгновенно сбросить на пол все с нар: одеяла, тюфяки, белье, посылки. Вздымается густое облако пыли, в которой тускнеет даже электрический свет. Барак пуст – часть женщин занята в лагере, часть на полевых работах. Вернувшись вечером, они не найдут здесь ничего. Разве разыщещь в этой куче мусора, сваленной посередине барака, свой тюфяк, одеяло, полотенце, мыло, ночную рубашку или гребенку. Они лишились всего, даже своего места в бараке. Приехал комендант Крамер, он выгоняет прежних обитательниц (не зная еще, куда их поместить), бежит в другой барак и приводит оттуда ошеломленных женщин, которые тащат на спине или волокут по земле тюфяки и одеяла.

– Los! Schlafen! Schlafen![98] – орет Крамер.

Задыхаясь в клубах слепящей пыли, оглушенные непонятными окриками, женщины ложатся спать.

Тогда Крамер, расхаживая по плоской печи, цепляет согнутой палкой спящих женщин, вытаскивает их из-под одеял и велит браться за уборку. Он будит капо вещевого склада, приказав ей собрать работниц, выбирает на складе самые красивые ночные рубашки и на полном ходу въезжает на мотоцикле в барак. Теперь женщины должны встать, выстроиться и подходить к нему за ночным бельем, которое он раздает, улыбаясь. Чтобы тебя оставили в покое, нужно лечь плашмя под одеялом, укрывшись с головой, – впрочем, это удается только тем, кто спит на верхних нарах, подальше от печи.

Рев мотора поминутно слышится в разных концах лагеря. Особенно часто Крамер спьяну буйствует по ночам, словно боится оставаться один в своем особняке близ Освенцима. Зато другие приходят днем.

Заключенные напоминают стаи затравленных, носящихся с места на место животных. Никогда не известно, в какой миг нагрянет эсэсовец и нарушит их минутное спокойствие.

В женском лагере свирепствует надзирательница Борманн, от ее придирчивого взгляда ничего не скроется. Это по ее инициативе произвели нашумевший обыск у работниц ботанической лаборатории в Райске. Женщинам приказали снять все, вплоть до белья, надеть серые платья, а затем собраться у барака и стоять, не трогаясь с места. Из жилых бараков и мастерских вынесли все вещи, под руководством Борманн отыскали все тайники, даже в дупле дерева и в саду под листьями. Перерыли даже мусорную свалку. Комендант лагеря Крамер, начальница лагеря Мандель, надзирательница Милан-Фолькенрат принимают самое деятельное участие в обыске. Все найденное сортируется на две кучи, продовольственные посылки кидают целиком то в одну, то в другую кучу – Крамер запретил накапливать еду, чтобы не заводились мыши. Обыск продолжается весь день. К вечеру подъезжают грузовики и увозят вещи. Семь полных доверху машин! Все, что осталось, облили бензином и подожгли.

Когда грузовики подъехали к бараку интендантства и к вещевому складу в Биркенау, местные работницы не могли скрыть своего восхищения. Качество полотенец, пахнущих хорошим мылом, думки, покрытые ярким шелком, красивые мешочки, полные туалетных принадлежностей, чистое белье и книги говорят о том, что женщины в Райске наловчились великолепно «организовывать».

У них отняли все. Даже нож надолго стал там предметом роскоши. Пройдет немало времени, прежде чем колонны, идущие из Освенцима и Биркенау в Райско, смогут снабдить тамошних работниц самым необходимым.

На следующий день после обыска капо Райска в наказание перевели в Биркенау, где она должна была дожидаться эшелона в Германию.

Через некоторое время раскрылось, что эсэсовцы, усердствуя при обыске, заодно сожгли и бумаги с записями опытов над похожим на одуванчик растением кок-сагыз. Его в большом количестве выращивали в Райске для производства искусственной резины. Кроме того, были сожжены личные вещи жены Цезаря – начальника Райска, что послужило причиной недоразумений между ним и надзирательницей Борманн.

Работницы интендантства обеспокоены обыском в Райске. Как вскоре выясняется, тревога их не напрасна.

Лагерное интендантство, благодаря предприимчивости капо, польки Фелиции Ивановской, превратилось в тихую пристань в Биркенау. Превосходно владея немецким, она ухитряется держать начальство подальше от своего барака и шестидесяти работающих в нем полек. Это одно из немногих мест, где можно в рабочее время не только свободно помыться и выстирать свое белье, но и, соблюдая осторожность, читать раздобытые тайно книги, писать на запрещенном польском языке, учиться. Склад большой и по самую крышу заполнен байковыми и ватными одеялами, всевозможными горшками, ведрами, ящиками, досками, стружкой для набивки тюфяков. В этом складе легко можно спрятать свои вещи, книги, тетради, карты с намеченной линией фронта, бумаги. Но вот, однажды вечером, в барак врывается группа эсэсовцев