Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

колонна открыла сильный пушечный и ружейный огонь. Тогда, граф Орлов-Денисов, видя умножающиеся против него силы непиятеля, послал к главнокомандующему армиею просить подкреплений. Получив вскоре затем подкрепление из двух пехотных полков и нескольких орудий, он донес главнокомандующему, что до ночи не уступит Мюрату ни шагу. Вот как описывает дело барон Жомини: «Мюрат, стесненный справа и слева лесами и болотами не мог успешно действовать своею кавалерией. Орлов-Денисов несколько раз опрокидывал головы колонн его, хотевших дебушировать за Латышино против левого фланга русских. Должно признаться, Орлов-Денисов показал в этой борьбе столько же мужества, сколько показывал до того храбрости и деятельности король Неаполитанский»[635].

Упорный бой длился здесь до поздней ночи. Русские отстояли свои позиции, постоянно контратакуя. Последняя контратака проходила уже при лунном свете. Возглавил ее сам генерал Тучков. Во время схватки он получил ранение штыком и попал в плен. Пленивший Тучкова французский офицер был награжден орденом Почетного Легиона.

К этому времени основные силы 1-й армии уже успели переправиться через Днепр. Потери русских в сражении составили пять тысяч человек, французы лишились свыше восемь тысяч. Боем у Валутиной Горы завершилась двухнедельная Смоленская операция, в результате которой пал Смоленск, и русские вновь отступили, так и не дав генерального сражения, которого так жаждал Наполеон[636].

Когда пленного Тучкова привели к Наполеону, тот затеял с ним разговор о войне и мире.

– Генерал, скоро ли Барклай даст генеральное сражение или будет все ретироваться?

– Мне неизвестно намерение главнокомандующего, сир, – ответил Тучков.

Заложив руки за спину, Наполеон нервно прошелся перед ним, потом, быстро стрельнув на него глазами, возбужденно заговорил:

– Немецкая его тактика ни к чему хорошему вас не приведет. Русские – храбрая и благородная нация, создана драться благородным образом, на чистоту, а не немецкой глупой тактике следовать. Зачем Барклай оставил Смоленск? Зачем довел этот прекрасный город до такого несчастного положения? Если он хотел его защищать, то для чего же не защищал его далее? Он бы мог его удержать еще очень долго… Императора вашего я люблю, он мне – друг, несмотря на войну. Война ничего не значит. Государственные выгоды часто могут разделять и родных братьев. Александр был мне другом и будет.

Наполеон опять замолчал, давая Тучкову возможность осмыслить сказанное. Потом, резко повернувшись на каблуках, сказал:

– Со всем тем, что я его очень люблю, понять же никак не могу, какое у него странное пристрастие к иностранцам… Как, неужели бы он не мог из столь храброй нации, какова ваша, выбрать людей достойных, кои, окружив его, доставили бы честь и уважение престолу?

И тут Наполеон перешел к главной цели своего разговора, предложив Тучкову написать письмо императору Александру.

– Я прошу довести до сведения вашего государя, я ничего более не желаю, как прекратить миром военные наши действия. Мы уже довольно сожгли пороху, довольно пролито крови, и что когда же нибудь надобно кончать. За что мы деремся! Я против России ничего не имею. О, если б это были англичане! Это было бы другое дело». – Тут Наполеон, показав себя хорошим актером, изобразил на лице страшный гнев и, сжав кулаки, продолжал: «Но русские мне ничего не сделали. Вы хотите иметь кофе и сахар, ну, очень хорошо, и это все можно будет устроить так, что вы и это иметь будете. Но если у вас думают, что меня легко разбить… Я на все готов! Но зачем же нам по-пустому еще более поливать кровь? Не лучше ли трактовать о мире прежде потери баталии, чем после? Да и какие последствия будут, если сражение вами проиграно будет? Последствия те, что я займу Москву, и какие бы меры ни принимал по сбережению ее от разорения, никаких достаточно не будет».

– Но Москва еще не вся Россия! – спокойно возразил Тучков.

Энергично оборотясь к нему, Бонапарт еще более возбужденно, с некоторым злорадством продолжал:

– Это же самое говорили и австрийцы, когда я шел на Вену, но когда я занял столицу, то совсем другое заговорили. И с вами то же случится. Истинная столица ваша – Москва, а не Петербург. Петербург не что иное, как резиденция, настоящая же столица России – Москва![637]

Он замолчал, думая о чем-то своем… Тучков, заметив это, откланялся…

По мере нарастания сопротивления русской армии и под ударами крестьян, поднимавшихся на борьбу с супостатами, французские завоеватели начали грабить и убивать мирное население захваченных губерний России. Возмущенный варварством солдат Наполеона, Платов писал Барклаю: «Долгом поставляю донести до сведения вашего высокопревосходительства необычный образ войны, употребляемый французами, приличный одним только варварам. Мало того, что они грабят селения, помещичьи дома, бьют жителей, насильничают жен их и дочерей, с священническим саном поступают немилосердно, истязают и выпытывают от них деньги.

…Не благоугодно ли будет вашему высокопревосходительству сей истинно описанный образ войны нашего неприятеля поставить на вид и известие всему отечеству; подобное извещение воздвигнет в сердце каждого праведное рвение к мщению и ревность к учинению всяких пожертвований, дабы изгнать из пределов отечества жестокосердного и несправедливого неприятеля»[638].

Барклай ответил Платову посланием, в котором приказывал призывать «обывателей к истреблению неприятельских патрулей и мелких отрядов». «Внушите, ваше высокопревосходительство, – писал далее военный министр атаману, – что дело идет об отечестве и божьем законе, о собственном имени, о спасении жен и детей»[639].

Наблюдавший за подъемом народного движения, Федор Глинка отмечал: «Настают времена Минина и Пожарского! Везде гремит оружие, везде движутся люди! Дух народный после двухсотлетнего сна воскрес, чуя грозу военную и призывал:

Теперь ли нам дремать в покое,

России верные сыны?!

Пойдем, сомкнемся в ратном строе,

Пойдем – и в ужасах войны

Друзьям, отечеству, народу,

Отыщем славу и свободу

Иль все падем в родных полях!

Что лучше: жизнь – где узы плена,

Иль смерть – где росские знамена?

В героях быть или в рабах?

Исчезла мира дни счастливы,

Пылает зарево войны:

Простите; веси, паствы, нивы!

К оружью, дети тишины

И громче труб на поле чести

Зовет к отечеству любовь![640]

Подходил к концу июль. Отступление русских армий продолжалось. Атаман Платов с корпусом остановился в небольшом селении Холм. Отряды генералов Краснова и Иловайского атаман послал по обоим флангам для ведения разведки, доставления пленных и ободрения жителей окрестных деревень.

Первого августа по приказу Барклая Платов покинул Холм и двинулся к деревне Малюшки. В арьергарде