Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

На другой день протрезвившегося Билибина мирили с Лорис-Меликовым, который почувствовал всю тяжесть взваленной им на себя миссии. Мне он говорил, что, конечно, южнорусское общественное мнение настроено против французов и не желает вникать в положение Франции, переутомлённой войной и не способной активно помогать Добровольческой армии. Лорис-Меликов подчёркивал также, что общественное мнение зависит от прессы, пресса же в настоящее время находится в зависимости от правительства Деникина. Таким образом, если оба правительства — французское и деникинское — сговорятся, то Деникину придётся оказать давление на прессу и постепенно вывести русское общественное мнение из колеи столь прискорбного франкофобства, не вяжущегося с истинными интересами России. Всё поведение Лорис-Меликова, не искавшего обострения отношений с русской публикой в лице независимого Билибина, все его долгие разговоры со мной показывали, что французское правительство не на шутку испугалось, как бы при благоприятном повороте судьбы и победе Деникина не оказаться лицом к лицу с русским франкофобством.

Что касается Г.А. Алексинского, то он чрезвычайно заинтересовался нашей американской делегацией и, узнав от меня, что нет ещё главы делегации, очень обрадовался. По приезде в Ростов и Таганрог Алексинский пустил в ход имевшиеся у него французские дипломатические связи и всё своё личное влияние, чтобы попасть в делегацию в качестве её главы. Если это ему не удалось, то только благодаря А.В. Тырковой, которая всё сделала, чтобы отстранить кандидатуру Алексинского.

Лорис-Меликов расспрашивал меня и об общеполитических настроениях деникинского правительства: почему, мол, не привлекаются «левые» и почему такой человек, как Б.В. Савинков, которому лично симпатизирует Клемансо, не приглашается Деникиным на дипломатическую службу. По-видимому, французское правительство хотело бы видеть общий дружный право-левый антибольшевистский фронт — мечта, увы, не достигнутая ни в деникинское, ни в последеникинское время.

Но если с разумностью такого пожелания нельзя было не согласиться, то другое пожелание — касательно Савинкова в качестве министра иностранных дел у Деникина — вызывало совершенное недоумение, а между тем в Ростове Тыркова рассказывала мне, как ей перед отъездом французы «подали» Савинкова на дипломатическом обеде, устроенном в честь него с участием французских и английских генералов и чинов французского Министерства иностранных дел. Из русских была только Тыркова, отъезжавшая на юг России, к Деникину. Этот дипломатический обед должен был показать, что французские политические круги, не разговаривавшие тогда ни с Сазоновым, ни с Маклаковым, делали ставку на Савинкова, с которым Клецансо советовался по русскому вопросу. Алексинский также намекал на желательность привлечения Савинкова в южнорусское правительство в целях установления «левого курса».

Таким образом, по всему было видно, что Лорис-Меликов и Алексинский приехали не только с чёткой программой сделать всё возможное, чтобы выправить общую линию как внешней, так и внутренней политики Деникина в желательном для тогдашней Франции смысле, но и с определёнными личными кандидатурами. Алексинский, впрочем, при своей юркости ухватился за нашу американскую делегацию и в Ростове сказал мне через несколько дней, что виделся с Деникиным и предложил ему свои услуга в качестве главы делегации в САСШ, причём добавил, что сослался на меня и дал весьма лестный отзыв обо мне, рассчитывая на то, что я во всяком случае останусь в составе делегации, будучи самым ответственным её членом. Я был изумлён такими надеждами Алексинского, лучше его зная обстановку, но моё изумление возросло, когда Энгельгардт сказал мне, что кандидатура Алексинского обсуждается в главном командовании и что он, Энгельгардт, ничего не имеет против, хотя будто бы Алексинский — «купленный Францией человек, как Аладьин — Англией». Оставляя эти слова на совести Энгельгардта, я видел, что Алексинский работает вовсю.

Как я сказал выше, кандидатура Алексинского провалилась благодаря усилиям Тырковой. Она весьма зло его копировала и, отдавая должное его талантам, решительно забраковала его с точки зрения свободного владения английским языком и вообще несоответствия его личности тем требованиям, которые предъявляет «большая политика» в американских условиях. Думаю, что политические разногласия Алексинского с военными кругами Деникина также сыграли весьма заметную роль, предотвратив назначение его главой делегации в САСШ.

Назначение главы американской делегации

Мой отъезд по прошествии некоторого времени наделал переполох, так как Нератов по уговору со мной поднял вдруг вопрос о том, почему до сих пор не уехала делегация в САСШ и каков её состав. Энгельгардт сначала пробовал ссылаться на то, что нет ещё главы делегации. Тогда Нератов предложил тут же на заседании назначить главу делегации и дату отъезда. Энгельгардту кое-как удалось оттянуть решение вопроса, но об американской делегации снова заговорили, и, чтобы произвести впечатление полной готовности, Энгельгардт удосужился наконец послать мне телеграмму, а заодно переменил половину состава делегации.

Незадолго до моего приезда Энгельгардт, встретив Гронского, просил его ещё раз телеграфировать мне, уверяя, что решение вопроса о делегации теперь не задержится. Но и после моего приезда назначение состоялось ещё не так скоро, поскольку Алексинский усиленно проводил свою кандидатуру, подчёркивая все её выгоды не только для Америки, но и для Европы. Тыркова (которая в своё время покровительствовала Алексинскому в Лондоне), стараясь не допустить его назначения, подала мысль о назначении Гронского, бывшего тогда товарищем министра внутренних дел при министре Носовиче. В Особом совещании кандидатура Гронского была выдвинута без всякого предупреждения, и так как он сам присутствовал тут же и выразил согласие, то Энгельгардту ничего не оставалось, как примириться с этим.

Всё прошло молниеносно и, как призналась мне Тыркова, было делом её рук. Любопытно, что номинально Гронский продолжал числиться товарищем министра, так как предполагалось, что по окончании миссии он вернётся назад. Такова была уверенность деникинского правительства в прочности своего положения. Согласие Гронского объясняется, между прочим, тем, что, находясь в резком противоречии с другими по целому ряду вопросов как общей, так и местной политики, он оказывался постоянно в меньшинстве, занимая более левую позицию, чем остальные члены Особого совещания. Это тяготило его до такой степени, что он искал случая так или иначе выйти из состава правительства Деникина, а поездка в САСШ была именно таким предлогом. Сам он мало верил в успех деникинского похода на Москву, обосновывая свой пессимизм не конкретными фактами, а общими историческими законами, которые, по его мнению, предсказывали победу большевизма как воплощения революционной стихии России.

Энгельгардт, столь увертливый в постановке вопроса о главе делегации, не брезговавший такими способами, как тот, каким он хотел воспользоваться для пересмотра вопроса о генерале Потоцком, несомненно, растерялся в момент выдвижения кандидатуры Гронского, на которой