Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях - Ричард Томпсон Форд

Трудно представить, чтобы Джеймс Бонд сменил свои костюмы на бизнес-кэжуал или униформу центра города. Костюм остается символом статуса, потому что он может быть более завуалированным выражением индивидуальности. Сила дизайна позволила костюму обозначать одновременно общительность и изолированность сидячей работы, строгость и декаданс, традиционную благопристойность и контркультурный вызов, формальную церемонность и мужественную небрежность.

И все это достигается с помощью всего лишь одного крошечного изменения стандартного ансамбля. Костюм – это пластичный символ, к тому же демократичный. Благодаря своей долгой истории в роли эмблемы профессиональной компетенции и гражданских ценностей он стал привлекательным вариантом для людей разных профессий и обоих полов. Соответственно, он постепенно потерял свою мужскую исключительность, поскольку женщины стали носить костюмы не для провокационного переодевания, а как естественную адаптацию женской одежды.

По иронии судьбы из-за его истории как униформы власти, привилегий и успеха костюм меняли, чтобы он соответствовал многообразию характеров людей и образа их жизни. Несмотря на его происхождение как символа исключительно мужских достоинств, современный костюм относится к эгалитарным ансамблям, появившимся за более чем шесть столетий западной моды.

* * *

Если даже Марк Цукерберг иногда нуждается в вестиментарном статусе костюма, то куда свобода и неформальность, ставшие нормой, могут завести людей, которые ежедневно борются за то, чтобы их принимали всерьез?

Перевернутый снобизм – это прерогатива тех, кто не нуждается в одобрении других. Эффект красных кроссовок работает только для тех, кто способен поддержать его другими, более очевидными символами статуса, такими как раса и пол. Женщины в редких случаях могут это сделать, как доказывает опыт выдающегося исследователя истории Древнего Рима Мэри Биэд, осмеянной телевизионным критиком за неухоженную внешность. Представление о том, что ухоженная внешность – это доказательство легкомыслия, опять-таки сковывает женщин двойными узами. Как некогда костюм, униформа центра города исключительно мужская.

Сочетание спортивной одежды и элементов бизнес-кэжуал выражает мужскую спортивность, мужскую сдержанность и мужскую привилегию. Женский эквивалент был бы таким же нелепым, как и женская визитка. Женщины, принявшие униформу центра города в неизменном виде, обязательно станут объектом пристального внимания мужчин. Их наряд назовут либо асексуальным, безвкусным и мужеподобным, либо, если он достаточно облегающий, эротизированным, поскольку особенности женского телосложения будут контрастировать с неброским мужским прототипом.

Но и модификации коварны: можно ли надеть спортивную флисовую куртку и сорочку из ткани «оксфорд» с юбкой и лодочками? Или, чтобы сохранить дух спортивной одежды, современная женщина может выбрать штаны для йоги? Продолжающееся противостояние, окружающее этот простой и практичный предмет одежды, показывает, что это не даст желаемого результата. В самом деле, униформа центра города в большей степени сугубо мужская, чем костюм, для которого женщины нашли приемлемые эквиваленты.

Сьюзен Скэфиди, президент Института модного права при университете Фордхэм, отмечает: «Мы только-только достигли паритета в брючном костюме, и тут нам внезапно говорят, что стандартный костюм больше не является одеждой для работы. Женщинам придется найти другой путь для достижения паритета в одежде…»[624] Еще реже эффекта красных кроссовок могут достичь люди с другим цветом кожи. К чернокожему мужчине в худи и джинсах скорее отнесутся как к Трейвону Мартину, чем как к Марку Цукербергу.

В самом деле, вспомните, что случилось с Опрой Уинфри, одной из самых богатых женщин в мире, когда она вошла в бутик Hermès в Париже сразу после перелета через Атлантику. Она была именно тем человеком, который мог зайти в бутик недостаточно хорошо одетым, и она действительно собиралась совершить покупку. Телеведущая привыкла к тому, что ее сразу узнают и обращаются с ней с почтением, которое наше общество приберегает для богатых и знаменитых.

Но продавщица сказала ей, что магазин закрыт, явно не узнав Опру Уинфри и решив, что перед ней обычная чернокожая женщина в повседневной одежде[625]. Об этом узнали по всему миру. Это была PR-катастрофа для Hermès, вызвавшая вал спекуляций по поводу мотивации продавщицы, начиная от расизма и переутомления и заканчивая парижским высокомерием (это был мой вариант в то время). В любом случае большинство решило, что мисс Уинфри пострадала из-за нарушения дресс-кода, предназначенного для цветных.

Анонимный источник, близкий к мисс Уинфри, настаивал, что в бутике при подобных же обстоятельствах обязательно обслужили бы Селин Дион или Барбру Стрейзанд. В одном из постов в блоге инцидент прокомментировали так: «Опра, должно быть, забыла, что она чернокожая». То есть цветные должны одеваться так, чтобы производить впечатление, чтобы к ним относились с уважением. Для некоторых изысканная одежда – это не столько утверждение собственного превосходства, сколько претензия на равноправие.

Именно поэтому костюм стал терять свое превосходство. Из-за того, что его изменили так, чтобы он посылал смешанные и многочисленные сигналы и подходил практически каждому, костюм больше не мог быть символом статуса. Его заменили униформа центра города и IT-дресс-код. В них выражается равнодушие к одежде, но одновременно ей придается моральное значение. Они стали выражением этики великого мужского отречения в XXI веке. Такой принудительный аскетизм не отражает глубину интеллекта или практичность и в еще меньшей степени свободу духа.

Скорее, он формирует перевернутый снобизм, символ секуляризированной профессиональной этики, лишенной претензий на духовность и продвигаемой как воплощение морали нашей эпохи.

* * *

Несмотря на громкие претензии на эгалитаризм и рациональное равнодушие к статусным нарядам, одежда сегодня остается знаком ранга в социальной иерархии, такой же тщательно стратифицированной, какой она была в Европе при старом режиме. Названия брендов и торговые марки обнажают броские вестиментарные символы статуса до самой их сути: это чистой воды знаки социального ранга, эксклюзивные, потому что стоят дорого, и дорогостоящие, потому что эксклюзивные.

Пошив одежды и его эзотерические детали – это неявные знаки отличия. И теперь они стали еще более важными в официально бесклассовых обществах. Тем временем перевернутый снобизм доводит элитарность сдержанности до ее логической крайности, превращая максимально стилизованную форму аскетизма в знак гражданской добродетели. Современные дресс-коды не отказались от иерархического упорядочения, которое гарантировали регулирующие законы и социальный этикет прошлого. Они отточили его и сделали еще более коварным, чем раньше.

Глава 17

Уловки и апроприация

Наряды для культурного туризма: обесцвеченные белокурые волосы, дреды, серьги-кольца, платье ципао, розовая рубашка поло, абакост, европейский пошив класса люкс

С КОНЦА СРЕДНИХ ВЕКОВ МОДА перерабатывала символизм прошлого так, чтобы он служил новым социальным движениям, политическим проектам и способам самовыражения. Новые стили комбинировали фрагменты старых, некогда единых ансамблей, напоминая об их первоначальном значении, но одновременно трансформируя их, помещая в новый контекст.

Мода поглощала и перепрофилировала прежние маркеры статуса, этнической принадлежности, национальности, религии и пола, использовала присущую им силу, но одновременно разрушала аспекты их первоначального значения. К примеру, мужчины элиты, а позднее и женщины элиты, начали носить высокие каблуки, потому что они предполагали воинскую доблесть. Но делая это, они трансформировали высокие каблуки как по сути, так и с точки зрения формы.

Сначала это были сапоги кавалеристов, потом обувь на высоких каблуках стала символом статуса знати, а впоследствии знаком женской сексуальной привлекательности. Такая трансформация символического значения ради самовыражения является сутью западной моды. По мере того как темп модной индустрии, как в производстве, так и в творчестве, ускорялся на протяжении XX века, ускорялось и креативное использование прежних вестиментарных символов, и их разрушение. Эти серьезные и зачастую намеренные вызовы статус-кво были как возможностью, так и угрозой для людей из всех слоев общества. Мода размывает прежние наследственные привилегии только для того, чтобы создать новые формы элитарности.

Она с одинаковым безразличием подрывает стареющие статусные иерархии и высоко ценимую идентичность угнетенных социальных групп. Дресс-коды на заре XXI века отражали эти нескончаемые и калейдоскопические изменения и реагировали на них.

Новые сочетания знакомых вестиментарных элементов, соединенные с эстетическим вкусом, могут