Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях - Ричард Томпсон Форд

ничего не понимающие учащиеся попросили уточнить, о чем идет речь, Алегриа Мартинес объяснила, что белые девушки, носящие серьги-кольца, виновны в «апроприации стилей, которые принадлежат людям с черной и коричневой кожей, создавшим эту культуру.

Но в прошлом у этой культуры угнетение и неприятие»[641]. Мартинес настаивала: «Считается, что людям с черной и коричневой кожей, которые обычно носят серьги-кольца… самое место в гетто, и в повседневной жизни их всерьез не воспринимают. Серьги-кольца стали символом сопротивления».

Она задала риторический вопрос: «Почему белым девушкам разрешается брать часть этой культуры (ношение серег-колец), и их при этом называют “привлекательными/эстетичными/этническими”?..» Как и в случае с показом коллекции Марка Джейкобса, в данном случае жалоба была вызвана тем, что стиль, который считается убогим на темнокожих женщинах, воспринимается как модный на белых женщинах.

Другая ученица добавила: «Если вы не создали эту культуру как механизм, призванный справиться с маргинализацией, тогда снимите эти кольца; если ваш феминизм не интерсекциональный, снимите эти кольца; если вы пытаетесь носить мою культуру, когда ее создатели больше не могут себе этого позволить, снимите эти кольца…»

Некоторые высмеяли эту идею. К примеру, Кэтрин Тимпф, автор, пишущий для National Review, утверждала: «Если вы намерены сказать мне, что я не могу носить кусок металла, согнутый в кольцо, то я собираюсь вам сказать, чтобы вы заткнулись. Круги никому не принадлежат». Фактически интерсекциональные феминистки из колледжа Питцер не первыми придумали дресс-код, диктующий, кому можно, а кому нельзя носить серьги. Законы сопровождали серьги с момента их появления.

Иногда серьги становились стигмой для тех, кого заставляли их носить, как, например, для иудеек в Италии в конце Средних веков, вынужденных носить серьги как знак принадлежности к их вере. В других случаях те, кто пользовался правом носить серьги, ревниво охраняли свою привилегию. Многие люди заявляли свое исключительное право на ношение кусков металла, согнутых в кольцо.

Алегриа Мартинес уловила суть полемики, когда сказала, что «… белые действительно эксплуатировали культуру и превратили ее в моду». Новые несовместимые сочетания, которые говорят об индивидуальности, являются сущностью моды, и не важно, скромный ли это хиджаб в сочетании с макияжем девушки с обложки или украшения, отдаленно напоминающие этнические, которые носит голубоглазая студентка. Как и религиозные пуристы, которые жаловались на то, что стильные молодые мусульманки принесли хиджаб в жертву моде, так и женщины из колледжа Питцера ответили дресс-кодом, призванным определить одежду как выражение ортодоксальности.

Неожиданное неприятие «культурной апроприации» стало еще одним примером многовековой озабоченности разрушающим влиянием моды. Мода готова пожертвовать любой традицией в неустанном поиске новизны. Она равнодушна к политическим битвам и требованиям моральных прерогатив. Мода эксплуатирует и присваивает, но она не дискриминирует.

* * *

Когда весной 2018 года ученица средней школы Кесайя Дом выложила в социальную сеть фото своего платья в стиле китайского ципао, она выделялась на фоне своих ровесниц в традиционных пастельных платьях из тафты и шифона. Некоторые азиаты американского происхождения не оценили этот поиск индивидуальности. В одном из постов говорилось: «Моя культура – это НЕ твое чертово выпускное платье». Следующий пост только усилил критику: «Я горжусь моей культурой… То, что она становится объектом американского потребительства и обслуживает белую аудиторию, повторяет колониальную идеологию».

Одна из комментаторов утверждала: «Это не ОК. Я бы не надела традиционное корейское, японское или любое другое национальное платье, а я азиатка. Я бы также не надела традиционное ирландское, шведское или греческое платье. За всей этой одеждой долгая история. Печально». Жалобы на «культурную апроприацию» кажутся уникальными для обществ, отмеченных явной расовой или этнической иерархией[642]. Группы, более уверенные в своем социальном статусе, обычно проще относятся к тому, что «чужие» пользуются их модой. К примеру, в Китае, на родине ципао, к выбору Дом отнеслись намного теплее. «Мне как китаянке твое платье нравится. И я думаю, что этим ты показываешь уважение к нашей культуре», – говорилось в одном посте[643].

Еще одна женщина предложила, чтобы Дом на этом не останавливалась, а носила и другую китайскую одежду: «Я китаянка, большинство из нас тебя поддерживает. Мы надеемся, что ты сможешь рекламировать другие китайские костюмы. Кроме ципао у нас есть еще и ханьфу»[644]. В интервью The New York Times Чжоу Ицзюнь, культурный критик из Гонконга, сказал: «Смешно критиковать это как культурную апроприацию. С точки зрения китайца, если иностранка носит ципао и считает, что красиво выглядит, тогда почему бы ей его не носить?»[645]

Живущая в Лондоне Анна Чен, комментатор моды, указала на то, что ципао само по себе культурный гибрид. Это традиционный маньчжурский наряд, сшитый с явным западным влиянием. «Нынешний протест можно было бы сравнить с тем, как если бы кто-нибудь оскорбился из-за того, что в Азии мужчина надел смокинг», – сказала она[646]. В самом деле, смокинг тоже был гибридом, в нем соединили элементы традиционного формального костюма для ужина с более спортивным и повседневным коротким пиджаком. И в нем есть один элемент, который безошибочно определяется как не западный.

Смокинг начали носить английские аристократы как часть более непринужденного ансамбля для времени после ужина, и первым из них был, возможно, принц Уэльский. Позднее его освоили богатые жители города Таксидо, штат Нью-Йорк. Этот город и дал смокингу его неофициальное название на английском языке – tuxedo[647]. В результате беззастенчивой культурной апроприации модные мужчины стали перевязывать талию в новых, современных костюмах для ужина поясом-камербандом.

Этот аксессуар впервые начали носить в Южной Азии, а британские военные переняли этот обычай в колониальной Индии. На персидском языке и хинди его называют kamarband. Как белый человек с дредами или в ципао, эти щеголи использовали элемент чужой культуры в своем гардеробе.

Мода всегда была источником вызывающих культурных гибридов отчасти потому, что она растет и развивается из популярных культурных и коммерческих практик и относительно свободна от связанных с традициями культурных институтов, контролирующих другие формы искусства, такие как театр, кинематограф, балет, литература и визуальное искусство.

В последние десятилетия такого рода заимствования и смешения стали более распространенными, поскольку социальные идентичности, культурные традиции и этнические общности стали более неустойчивыми и открытыми для вызовов и новых интерпретаций. В 2015 году, предвосхищая неприятности Джейкобса с дредами, модный критик из The New York Times Ванесса Фридман задала вопрос, являются ли подобные культурные гибриды «рискованным ответом на серьезные вопросы, худшей разновидностью культурной апроприации? Или… законной попыткой взаимодействия индустрии с реальным миром [с помощью] собственного набора средств?».

Чонсам или ципао соединяет элементы западной и традиционной китайской одежды

Она пришла к выводу, что мода, вышедшая за рамки, поднявшая неудобные темы и продвигавшая необычные связи и ассоциации, имела социальную, политическую, а также и художественную ценность: «Зачастую лучшая мода – это выход за рамки… На самом базовом ее уровне именно так мы получили женщин в брюках и мини-юбках, которые в свое время привели в ужас наблюдателей… Мода рискует. Иначе… она рискует быть ненужной. Иначе это просто одежда»[648].

Апроприация преппи

Культурная апроприация идет в обоих направлениях. Элита и доминирующие группы превращают стили угнетенных в модные тренды, а угнетенные граждане отвечают тем, что переделывают обычаи высших классов, подрывают их эксклюзивность и эксплуатируют их символизм в новых, бунтарских целях. В образе преппи есть нечто большее, чем перевернутый снобизм. Существует изысканный и привлекательный образ преппи. Возможно, его вдохновителем стала богатая элита американского Северо-Востока, но не она его создала. То, чем мы сегодня по праву восхищаемся, но ошибочно идентифицируем как не подвластный времени стиль преппи, на самом деле отражает относительно недавний вклад группы талантливых фотографов, мужчин и женщин с утонченным вкусом и, разумеется, модных дизайнеров. Эти люди, хотя и использовали ореол притягательности, окружающий старые деньги, трансформировали и превращали наряды людей с голубой кровью из Новой Англии в нечто поистине щегольское и шикарное.

Это была многонациональная группа. В нее вошли афроамериканцы, такие как Майлз Дэвис, сделавший просторный костюм