Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды - Джули Сэтоу

говорил Ревсон, мы продаем надежду. Вот почему чопорные биржевые дилерши дома переодеваются в стринги»[633]. Подобное отношение к женщинам, конечно, возмутительно, но самое главное – оно резко контрастировало с взглядами Джеральдины. В «Бенделе» считалось, что мода – это не орудие соблазнения мужчин, а инструмент, помогающий женщине найти лучший способ самовыражения.

Немного позднее Векснер привлечет Джеффри Эпстайна – который сегодня скандально известен по обвинениям в сексуальной эксплуатации и изнасилованиях – в качестве финансового консультанта и доверенного лица и снабдит его юридическими полномочиями. Но в ту пору Векснера в основном знали как очень успешного человека с мальчишеской энергией. В том же августе 1985 года журнал «Нью-Йорк» опубликовал посвященный ему материал. На обложке – под заголовком «Холостой миллиардер» – Векснер стоял, приобняв двух моделей. Автор статьи характеризовала его как человека, который «стремится получить всеобщее одобрение, но в то же время весьма подозрителен в отношении других» и любит «всех красавиц, которые раньше никогда его не замечали, а сегодня стоят к нему вплотную, говорят с ним, скрестив за спиной пальцы, и изображают крайнюю степень удивления, глядя в его грустные глаза»[634].

Джеральдина решила не обращать внимания на все эти предупреждающие знаки. Она не чувствовала себя готовой разорвать связи с «Бенделем» и подписала пятилетний контракт, чтобы остаться там в качестве наемного менеджера. Первоначальная цена универмага составляла 20 млн долларов, но Векснер в итоге заплатил где-то между 8 и 10 млн, включая аренду здания, – то есть примерно ту же сумму, в которую «Бендель» обошелся Джеральдине и ее партнерам несколько лет назад. В публичном доступе нет информации о том, сколько именно за свои инвестиции получила сама Джеральдина, но два десятка лет спустя, после ее смерти, стало известно, что суммарная стоимость ее активов – включая сельский дом в Коннектикуте – превышала 10 млн[635].

После окончательного оформления сделки в «Бенделе» возникло ощущение, словно что-то необратимо сломалось. Став новым собственником, Векснер представился сотрудникам, а будучи коротышкой, выступал он с лестничной площадки над первым этажом. Утонченных стильно одетых закупщиц и элегантных продавщиц он заверил, что никаких перемен не будет. «Этот человек стоял там, глядя на нас, и говорил, что “Бендель” – это жемчужина в короне его бизнеса, – рассказывала Пат Теннант, которая, даже десятилетия спустя, не могла вспоминать об этом без гнева. – Он просил не волноваться – мол, ничего не изменится». Но, открыв буквально на той же неделе «Вименз Уэр Дэйли», Пат прочла, что выпуск каталога, которым она заведовала, прекращается. Более того, увольняют и саму Пат. И не только ее. Перемены в «Бенделе» начались резко и коснулись всех и вся.

В универмаге стали появляться шеренги «коллег» из «Лимитид», одетых в точности как их босс – в хаки и синие рубашки с воротниками на пуговицах. «Бендель» до той поры оставался одним из очень немногих магазинов Нью-Йорка, где по-прежнему использовали пневмопочту, милый, ностальгический пережиток, – но вдруг, откуда ни возьмись, возникли автоматизированные кассовые аппараты, которые пришлось осваивать сбитым с толку продавщицам. В закутке с канцелярскими товарами, где лежали изысканные записные книжки в кожаных переплетах и изящные перьевые ручки, выросли стойки с кашемировыми свитерами и огромными аляповатыми наклейками «распродажа!». Забавные, остроумные витрины, которыми всегда славился «Бендель», уступили место новым вкусам. Одна из них теперь была оформлена в духе пижамной вечеринки с женской фигурой в поясе и черных чулках, которая лежала навзничь на полу, положив ноги на диван. Вдоль всей Улицы лавок материализовывались новые и новые безвкусно одетые манекены, вытесняя эксклюзивную атмосферу духом ширпотреба.

Однажды на собрании закупщица нижнего белья Жаки Венцель, одетая в куртку-милитари и ботинки от важного для «Бенделя» бренда «Ком де гарсон», демонстрировала другим закупщицам итальянские пижамы, но вдруг ее перебил сидящий здесь же Векснер. «Ты знаешь, что такое эротизм? Можешь рассказать, как ты понимаешь эротику?» – спросил он. Двадцатисемилетняя Жаки почувствовала себя униженной, услышав такие вопросы от нового босса, мужчины гораздо старше ее. Сконфузившись, она попыталась объяснить, что дама «Бенделя» – это, скорее, «про Лорен Бэколл, чем про “Викториас Сикрет”», что ей комфортнее в шелковой мужской пижаме, чем в откровенно сексуальном бюстгальтере пуш-ап. После собрания она уединилась в уборной и разрыдалась. «Джеральдина никогда со мной так не обращалась, она ни за что не довела бы меня до слез», – рассказывала она[636].

Карол Кемпстер, которая руководила косметическим отделом, одним из самых прибыльных в магазине, дважды порывалась уволиться, но оба раза Векснер повышал ей зарплату. Однажды ее терпение лопнуло. «Лес вызвал меня в кабинет Джеральдины, – вспоминала она, – и сказал, что я должна разработать фаллические формы для мыла». Карол решила, что он шутит, и засмеялась. Но он был серьезен. «Думала, меня вырвет». Выйдя из кабинета, она позвонила в «Ревлон», где ее с удовольствием приняли[637].

Векснер опроверг оба эти рассказа через своего официального представителя.

Это было, как наблюдать автокатастрофу в замедленной съемке. С одной стороны едут приверженцы Джеральдины, с другой – новая команда со Среднего Запада, и – лобовое столкновение: самый шикарный в Америке универмаг врезается в самого крупного на розничном рынке 80-х игрока в сфере ширпотреба. Обозреватели начали задаваться вопросом – какую на самом деле цель преследует Векснер? За год до покупки «Бенделя» он безрезультатно пытался приобрести сеть «Картер Холи Хэйл», которая владела в том числе универмагом «Бергдорф Гудман». Может, Векснер – попросту «жалкий неудачник, вознамерившийся показать нью-йоркским снобам, как коммерсант из Колумбуса, Огайо, выжмет жирную прибыль даже из самого элитарного из элитарных магазинов?» – спрашивал журнал «Нью-Йорк». Или, может, это случайный ляп, может, «адепты “Лимитид”, подсевшие на евангелие о “системном подходе”, попросту не поняли, что они убивают саму суть универмага, которому пришли помочь?»[638].

Джеральдина была сбита с толку и разгневана, но не позволяла себе публично критиковать Векснера. Тем не менее поползли слухи о ее недовольстве и о том, что она ищет способы выйти из контракта. Поговаривали, что она может возглавить лондонский «Харродс» и что она обдумывает пост редактора «Вог». С прессой она все же общалась, но, правда, через третьих лиц. «Едва ли кто-то всерьез ожидает, что блестящая женщина, которая своими руками, благодаря собственной креативности создала самый неповторимый в Америке универмаг, станет с невозмутимой улыбкой смотреть на решение конгломерата превратить ее детище в обычную торговую сеть! – писала Лиз Смит в колонке для “Дэйли Ньюз”. – Но Штутц в высшей степени осмотрительна, вежлива и тактична». Автор отметила, что ее подруга «никогда не была сторонником полумер, снисходительного отношения к людской глупости, приятия чужого затуманенного ви́дения», но отличалась «невосприимчивостью к льстивым речам из уст