Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды - Джули Сэтоу

борьбы просачивались в прессу. В 1973-м, после падения некогда дорогих акций «Дженеско», Франклин организовал путч, чтобы с помощью тайного голосования убрать отца из компании, которой тот руководил 30 с лишним лет.

Но Франклин не годился для этой работы. Макси – ловкий торговец с лукавым шармом галантного южанина, а его сын бывал высокомерен, замкнут, и – при всем таланте к цифрам – у него напрочь отсутствовало социальное чутье. Встав во главе «Дженеско», он на первом же собрании подарил своим главным заместителям по коробке. Внутри каждой лежала настоящая веревка с петлей и медная ременная пряжка с леденящей душу гравировкой в виде такой же петли. «Затягивай потуже пояс, а не петлю», – гласила приложенная записка[598]. Этот бестактный жест – плюс не оставшиеся без внимания управленческие промахи – настроил против Франклина некоторых членов руководства, и на свет появилось толстенное досье с фактами, наводящими на мысли о его психической неуравновешенности, неспособности мыслить рационально и склонности к паранойе[599]. После восьми часов напряженных дискуссий совет решил уволить Франклина, и в кресло главы компании, впервые за всю ее историю, сел человек со стороны. Это был «корпоративный киллер, хирург, который если уж режет, так режет». Он едва не погубил «Дженеско», постепенно распродавая ее подразделения в попытках снизить издержки и повысить прибыль[600].

Когда Макси и Франклин лишились влияния, Джеральдине оставалось рассчитывать только на собственные силы. Было ясно, что о прежней благосклонности со стороны руководства «Дженеско» ей придется забыть, и до поры до времени между сторонами воцарился непрочный мир. «“Бендель” для них ничего не значит, – говорила Джеральдина, – просто милая безделушка внутри империи, так что они оставили нас в покое. И я их – тоже»[601]. Единственное, о чем она попросила, – «право первой ночи» на случай, если компания получит предложение о продаже универмага, чтобы выкупить его самой. «Не думаю, что мы сможем продать его без вас», – согласился босс «Дженеско»[602].

Следующие пару лет Джеральдина не позволяла себе расслабиться, сконцентрировавшись на финансовых результатах «Бенделя», который продолжал стабильно работать. Однако в 1979 году она прочла новость, не оставившую и следа от ее благодушия: «Дженеско» продавала «Бонвит Теллер». Невозможно было принять тот факт, что расположенное прямо за углом историческое здание в стиле ар-деко ждет снос, дабы расчистить место для «Башни Трампа». Джеральдина пронзило предчувствие, что продажа «Бенделя» – лишь вопрос времени.

И одним майским утром 1980 года ее прогноз подтвердился: придя на работу, она обнаружила на своем столе служебную записку. «Дженеско» сообщала ей, что магазин мужской одежды «Барниз» – в рамках своего расширения до масштабов полноценного универмага – намерен приобрести «Бендель» и предлагает 8 млн долларов (28 млн в сегодняшних ценах). На формулировку встречного предложения ей отводилось 30 дней. Стрелка часов начала отсчет, ознаменовав начало самого напряженного периода в жизни Джеральдины.

«С самых первых дней я относилась к магазину, как к своему собственному, и все двадцать лет руководила им, как своим», – рассказывала она журналистке из «Ньюсдэй», затягиваясь «Карлтоном». «Она всегда неутомима, но выглядит все же уставшей», – напишет журналистка в своем материале, отмечая, что президент «Бенделя» – и без того весившая всего 50 кг – потеряла еще 5,5 кг, утратив из-за стресса всякий аппетит. «Когда она встает, видно, что черные шерстяные кюлоты на ее бедрах смотрятся даже свободнее, чем обычно»[603].

К счастью, за несколько недель до новости о предложении «Барниз» Джеральдина познакомилась с одной дамой и была уверена, что та поможет ей раздобыть нужную сумму в указанный срок. Европейская эстетка Линда Бельтрамини вместе с мужем-психиатром, швейцарцем, занимала таунхаус в Верхнем Ист-Сайде. И была искушенным инвестиционным банкиром. «Нью-Йорк Таймс» опубликовала статью о 34-летней красавице, которая обедает в храме высшего общества «Ля Кот Баск» и ездит по городу в «мерседесе» с шофером. «Среди здешних финансистов новой породы она самая жесткая и проницательная», – написала газета. Линда принадлежала к банковской «агентуре», занимающейся ввозом иностранного капитала в Нью-Йорк, и ее список контактов представлял собой целую картотеку с именами европейских и южноамериканских бизнесменов. Но личности этих инвесторов были покрыты завесой тайны, как и сама Линда. Если верить «Нью-Йорк Таймс», ее биография изобиловала фактами на грани правдоподобия. Она выросла в Англии и Бразилии, а бизнесом занималась по всему миру – как-то раз ей довелось продать яйца Фаберже одному африканскому диктатору, а в другой раз – поехать в охваченный войной Бейрут, замаскировавшись под арабку. «Она рассказывает, как однажды поставила десять тысяч мотыг в Уганду, – писала газета, – в Британии она нашла мотыгу нужных характеристик, а затем, кинув ее в свою сумку “Гуччи”, полетела в Бразилию, где ей сделали десять тысяч таких же, которые она и отправила в Кампалу по цене на доллар за штуку дешевле, чем в Англии»[604].

Истории Линды были фантастичными, а личности партнеров – засекреченными, но зато деньги – вполне реальными. Следующие несколько недель Линда с Джеральдиной сидели на телефоне и проводили встречи. Линду, похоже, «абсолютно не трогает то, насколько это необычно – женщина, заправляющая делами в традиционно самых мужских сферах», – писала «Нью-Йорк Таймс». «Никогда об этом не думаю, – ответила она. – Стоит задуматься, что ты – женщина в мужском мире, и ты сразу труп»[605]. Работая с Линдой над поиском денег, Джеральдина осознала всю шаткость своего положения. Особенно однажды ночью после того, как одна сделка чуть было не сорвалась. «Я проснулась, – рассказывала она, – и села на кровати в раздумье: “Боже мой! Ведь я все двадцать лет, всю дорогу жила в убеждении, что это – мой бизнес, когда на самом деле в любую минуту могла его потерять”. Мне эта мысль прежде даже в голову не приходила. “Он – не мой, – думала я, – и никогда не был!” Его утрата меня бы уничтожила»[606].

Недели их с Линдой кропотливого труда принесли Джеральдине средства, достаточные, чтобы отодвинуть в сторону «Барниз» и выкупить универмаг самой. По условиям договора, Джеральдина внесла необходимый «минимум» – 8 млн наличными, – а остальное вложили анонимные европейские инвесторы. В виде компенсации за вложение и за то, что она лично будет руководить работой «Бенделя», Джеральдина получала 30 процентов акций, остальное уходило европейским партнерам. Структура сделки напоминала головоломку с участием целой паутины офшоров и фирм-однодневок от Панамы и Нидерландских Антильских островов до Швейцарии. Имена инвесторов были столь сильно засекречены, что даже Джеральдина не знала многих имен и названий. Но все они рассматривали эту сделку как транзакцию с недвижимостью, а розничная торговля их практически не интересовала. Дело в том, что здание «Бенделя» находилось в собственности пенсионного фонда «Дженерал Электрик», а универмаг занимал его на правах долгосрочной аренды. Новые